невероятная жуть. Алейн сосредоточилась и просканировала память собеседника подробнее.
Ах, вот оно что. Три года назад доктор Клаус попал в тяжелую автокатастрофу. Он вел машину. Вез своих родителей на какую-то встречу. У него сохранились очень хорошие, добрые отношения с родителями, он их искренне любил.
Родители в той катастрофе погибли... да, точно, погибли. Сам Клаус попал в больницу и пролежал чуть ли не год в коме. Амнезия. Большая часть предыдущих воспоминаний - детство, юность - стерты, восстановлены позже, по рассказам. Он знал, что учился, скажем, в гимназии имени брата и сестры Шолль, но почти не помнил лиц одноклассников, учителей... Странно, но сохранились все профессиональные знания. Доктор Клаус оказывается котировался среди коллег как перспективный начинающий гений... Ничего себе.
А в целом он понравился Алейн.
В его мире не существовало зла. Доктор Клаус был искренне увлечен своим делом, и сейчас в его подсознании напряженно крутились формулы, описывающие распространение электрического импульса на поверхности синапса. И хотя, как любой нормальный западный немец, доктор Клаус не различал понятий 'коммунизм' и 'абсолютное зло', но в нем самом было что-то от героя коммунистических утопий, многократно описанного фантастами ХХ века - 'работа, любовь и друзья', увлеченность, энтузиазм, невинность и младенческий гуманизм.
Обидеть такое существо -- все равно, что плюнуть в лицо ребенку. А значит, лучше не связываться. Никаких интрижек. Но чем-то Мартин заинтересовал Алейн. Может быть, случившаяся с ним трагедия наложила отпечаток, невольно вызывающий сочувствие.
- Так вот, о чем я... скажу тебе по секрету, Мартин: наш шеф большой патриот, его уже несколько раз приглашали в Штаты.
- Я и сам подумывал об эмиграции... но...
- Да, большая наука делается там. Но к счастью, наш шеф решил остаться в Германии, и добиться здесь Нобелевки. По-моему, шансы есть.
- Погоди, шеф -- это ты про герра Дайнера?
- Да нет. Я про нашего 'главного мозгоеда', Лонке.
Профессор Лонке руководил отделом нейрофизиологии мозга или, в просторечии, 'мозгоедами', Дайнер же был директор всего института.
- Ну а здесь, в Бонне ты давно живешь?
- Несколько лет, - не стала вдаваться в подробности Алейн.
- Неплохой город, верно? Зеленый, небольшой, хотя вроде и бывшая столица.
- О да! Наша 'федеральная деревня', бундесдорф, - усмехнулась девушка.
- Я уже опробовал байдарку по Рейну. Ты не плаваешь на байдарке?
- Как-то приходилось. Но вообще нет. А ты спортсмен?
- Любитель. Хочешь, прокатимся вместе? Например, в эти выходные...
- О, в эти я как раз собираюсь... словом, у меня другие планы. Как-нибудь потом, возможно...
Алейн подобрала ложечкой остатки пены со дна. Мартин умял свой бутерброд. Большие глаза его сделались печальными. Но Алейн была довольна собой -- она не вызвала у парня комплекса неудачника, но и не дала излишних надежд. На этом можно было бы и распрощаться, но тут вторым потоком сознания она уловила слово 'мескалин'.
Оно крутилось где-то там, в подспудных мыслях физиолога. Алейн повернула голову и крикнула девушке у стойке.
- Еще один капуччино, пожалуйста!
Тайри в упор посмотрела на доктора Клауса. Да, слово 'мескалин' занимало, оказывается, довольно большую долю его размышлений, касающихся
