спастись, не забывайте Фромана из Нима.
— Через эту дверь?
— Да, и возьмите вот это, — промолвил он, вынимая из кармана заряженный пистолет. — Идите. Мне тоже нужно идти. Эй, вы, канальи! — вдруг крикнул он, обращаясь к толпе. — Бык еще не свален, и поднимет на рога не одного из вас прежде, чем пробьет его последний час.
XII. ПЕРЕД ЛИЦОМ СМЕРТИ
С этими словами он толкнул меня к двери, которая вела, видимо, вон, на улицу. Зная, что через минуту-другую толпа уже осадит дом, я не хотел терять времени даром, но, тем не менее, замешкался.
Наверх взбежал главный отряд Фромановых приверженцев, и слышно было, как они стреляли с крыши и из окон. Сам Фроман стоял, погруженный в свои мысли, неподвижно, а толпа с зелеными лентами готовилась к сражению около забаррикадированной двери. Какое-то сияние в этой мрачной комнате, что-то одинокое, сказывавшееся в фигуре этого человека, невольно тянуло меня к нему. Я было сделал шаг обратно, но он взглянул на меня, и его лицо вдруг нахмурилось. Он яростно махнул мне рукой.
Даже за эту мгновенную остановку мне пришлось дорого поплатиться: низенькую дверцу, на которую он мне указывал, уже закладывали железными брусьями. Я закричал, чтобы мне открыли.
— Поздно! — произнес какой-то человек, мрачно поглядывая на меня.
Сердце у меня упало. Но дверь все же начали освобождать, хотя и с бранью, и минуты через две проход был свободен. Держа пистолет в руке, один из людей отворил дверь и через цепь выглянул за нее. Дверь выходила в узкий проулок, который, слава Богу, был еще безлюден. Человек снял цепь и почти выпихнул меня наружу, крикнув: «Налево!».
Ослепленный внезапным солнечным светом, я машинально повернул налево. Слышно было, как позади меня стукнула дверь и загремела надеваемая опять цепь.
Дома, обступившие меня со всех сторон, несколько приглушали крики толпы и звуки выстрелов. С непокрытой головой, твердо сжимая в руке данный Фроманом пистолет, я поспешил по проулку на улицу. Внезапно позади меня послышался какой-то шум: оглянувшись, я увидал, что в конце этого узкого коридора появилась целая толпа бегущих людей.
Итак, я оказался в очень трудном положении, хотя и не терял надежды. Я был один, города не знал, никакой эмблемы при мне не было, и я рисковал на любом повороте попасться в руки той или иной партии и быть убитым. Я знал, что церковь капуцинов — та самая, в которой я был с мадам Катино, и моей первой мыслью было выбраться поскорее на главную улицу и двинуться в направлении церкви. Но это было не так- то легко: переулок, по которому я припустился, выходил в другой, такой же прямой, да еще и темный. Войдя в него, я после минутного раздумья повернул налево, но не успел сделать и десятка шагов, как услышал громкий крик впереди себя. Это заставило меня повернуть назад.
Я очутился в каком-то мрачном, колодцеобразном дворе и остановился, переводя дыхание. Мысль о том, что, пока я стою здесь в недоумении, все может быть кончено, сводила меня с ума. Я уже хотел было вернуться назад, решившись встретиться лицом к лицу с нагонявшей меня толпой, как вдруг мой взгляд упал на открытое окно нижнего этажа одного из домов, окружавших двор. Окно было невысоко над землей, а из дома, очевидно, был выход на улицу. В мгновение ока я был уже подле окна и, схватившись рукой за подоконник, запрыгнул в комнату, но, оступившись, упал прямо на пол.
Я не ушибся и быстро поднялся на ноги. Кто-то пронзительно закричал, и я увидел, как метнулась в сторону перепуганная девушка с побелевшим от страха лицом. Прислонившись спиной к двери, она упала передо мной на колени, видимо, умоляя о пощаде. Ради всего святого я просил ее успокоиться и не кричать.
— Где входная дверь? — спросил я. — Покажите мне дверь, и я никого не трону, покажите только дверь…
— Кто вы? — прошептала она, глядя на меня расширенными от ужаса глазами.
— Не все ли вам равно? — сердито отвечал я. — Покажите скорее дверь. Дверь на улицу!
Я приблизился к ней, и тот же самый страх, который сначала парализовал ее движения, теперь вернул ей сознание. Она распахнула дверь и показала на тянувшийся за нею коридор. Радуясь своему успеху, я ринулся по коридору, но, прежде, чем я отпер входную дверь, из боковой комнаты показалась другая женщина. Увидев меня, она с криком подняла руки.
— Где дорога к церкви капуцинов? — спросил я ее.
— Налево! — крикнула она, осеняя себя крестом. — Потом направо. Неужели они явятся сюда?
Мне некогда было расспрашивать ее о том, кого она имеет в виду. Отворив дверь, я в один прыжок оказался на улице. Но едва бросив взгляд вдоль нее, я кинулся опять назад, а женщина, встретив мой взгляд и не говоря ни слова, схватила запор и заложила им дверь. Потом она бросилась вверх по лестнице, я последовал за нею. Девушка, которую я так напугал своим появлением, показалась было с испуганным лицом в коридоре, но, увидев нас, тотчас куда-то скрылась.
Мы подбежали к окну верхнего этажа и выглянули в него, стараясь не высовываться наружу.
Причина моего быстрого возвращения была теперь понятна. Шум голосов, казалось, сразу заполонил всю улицу, а нижний этаж загудел от приближавшегося топота тысячи ног. Правильными, сплошными рядами от одного края до другого, шел отряд, вооруженный мушкетами, в каких-то особенных мундирах, а сзади валила дикая толпа с засученными рукавами, потрясая топорами и пиками. Люди заглядывали в окна, потрясая кулаками, и, подскакивая на ходу, кричали: «В Арен! в Арен!».
В них самих было что-то такое, от чего бы застыла кровь в жилах и человека неробкого десятка. Но самое ужасное, от чего стоявшая рядом женщина с воплем схватила меня за руку, было посередине этой процессии. На шести длинных пиках, возвышавшихся над толпой, были водружены шесть отрубленных голов; ближайшей к нам была огромная, с тяжелыми чертами лица и оскаленными зубами. Несшие эти головы поднимали их к самым окнам, шутя заставляя их встряхивать окровавленными волосами. Через несколько секунд шествие достигло конца улицы, и на ней снова стало тихо и спокойно.
Женщина, содрогаясь от ужаса, уверяла, что они разгромили кабачок «красных», называвшийся «Таверной Св. Девы», и что ужасная голова принадлежала одному из членов муниципалитета, жившему с ней по соседству. Но мне некогда было выслушивать ее. Я усадил ее в кресло, а сам поспешил вниз, отпер дверь и вышел на улицу.
Царило какое-то странное затишье. Утреннее солнце щедро разливало свет и тепло на обезлюдевшую улицу. Нигде не было видно ни одного живого существа. Пораженный этой тишиной, я остановился в нерешительности. Потом, вспомнив, что говорила мне женщина, я отправился следом за толпой, пока не достиг первого поворота направо. Пройдя еще шагов сто, я увидел впереди себя дом мадам Катино.
Горячие лучи солнца отражались от его белых высоких стен и длинного ряда окон со спущенными шторами. Нигде не было и признака жизни. Тем не менее, один вид этого, знакомого мне дома, заставил пробудиться надежду!
Вот почему я быстро направился к его двери и стал громко стучать в нее. Мой стук, казалось, мог разбудить мертвого: он эхом отдавался у каждого подъезда по всей улице, отличавшейся в День моего прибытия в Ним таким оживлением. Стоя на ступенях лестницы, ведущей к двери, я ожидал, что раскроется, по крайней мере, окон двадцать, и из них выглянет множество людей.
Я еще не знал, какую душевную глухоту порождает паника, или, лучше сказать, как инстинкт трусливого самосохранения заставляет человека цепляться за свой очаг, когда снаружи льется кровь. Ни одно окно не отворилось, ни одного лица не выглянуло, даже в нижнем этаже. Несмотря на то, что я принимался стучать несколько раз, весь дом словно вымер.
Единственным результатом моих усилий было то, что в конце улицы, где звуки моих ударов как бы сгущались, вдруг послышался уже хорошо знакомый мне гул: толпа возвращалась обратно. Выбранив себя за безрассудное промедление, я тут же вспомнил о проходе через дом, ведущем к церкви, нашел его и бросился вперед. Рев приближался, но я уже видел низкую крышу церкви и немного замедлил свои шаги, как вдруг передо мной открылась какая-то дверь, и из нее выглянул мужчина. В его заостренных чертах я прочел страх, стыд и ярость. Каким-то странным чутьем я понял, что он намерен делать.
Прикрыв рукой глаза от солнца, он с минуту всматривался в улицу, потом, заметив меня и бросив лукавый, предательский взгляд, он выскользнул из двери и бросился бежать. Дверь осталась полуоткрытой. Решив, что это какой-нибудь швейцар, покинувший свое место, я вошел в церковь и увидел зрелище, которого я тоже никогда не забуду.
