ленчу. Потому-то я и была занята и не знала о вашем прибытии. Мне кажется, ее расстроил ваш приезд.
Выходит, Селеста – повариха. «Но почему, – недоумевала Тэфи, – их приезд мог ее расстроить?!» Тут она заметила, что мать решительно распрямила плечи. Папа всегда говорил, что мама – «человек дела», вместо того чтобы тревожиться понапрасну, она «засучивает рукава и что-то делает». Было совершенно ясно, что и теперь, пробыв в «Сансет хауз» едва ли десять минут, она собиралась взяться за дело.
– Ну и что будет с ленчем? – спросила она.
– Придется обойтись сандвичами, – ответила миссис Такерман. – Отель у нас маленький, из года в год приезжают в основном один и те же люди. В каком-нибудь большом отеле на острове сандвичи погубили бы все дело, но здесь, у нас, все это только создаст некую семейную атмосферу. Наши гости знают Селесту и знакомы с ее внезапными сменами настроения, хотя, слава Богу, она не часто вообще бросает кухню.
– А сколько человек работает на кухне? – спросила миссис Сондерс.
– Четверо – Селеста, помощник повара и две девушки, которые подготавливают необходимые овощи и занимаются уборкой. Селеста полностью господствует на кухне; когда она бастует, три остальные работницы почти совсем беспомощны. Сейчас они трудятся над приготовлением сандвичей.
– Нам придется это изменить, – заявила миссис Сондерс, как если бы приготовление горы сандвичей для маленькой армии голодных постояльцев было задачей, с которой она успешно справлялась ежедневно. – Я только не понимаю, почему Селесту должно беспокоить мое появление. Я знаю, насколько отель обязан своим успехом именно ей. Разумеется, я не стану вмешиваться в ее дела или производить какие-либо изменения.
– Дело… дело не в этом, – похоже, миссис Такерман не хотелось продолжать.
Миссис Сондерс решительно направилась вниз по лестнице, словно бы не услышав слов миссис Такерман и не заметив ее колебания. На последней ступеньке она остановилась и щелкнула пальцами. Тэфи сразу поняла: ее осенила очередная вдохновляющая идея.
– Я знаю, что я сделаю! Я скажу гостям, что Селеста временно нас покинула, и приглашу всех, кто пожелает, пройти на кухню и самим приготовить себе сандвичи, любые, какие им только захочется. Им, вероятно, такая идея понравится.
Миссис Такерман несколько сомневалась на этот счет, но, когда матерью Тэфи овладевала великая идея, остановить ее было невозможно. Она весело направилась к гостиной, чтобы объявить свое предложение.
Тэфи находилась на последнем пролете лестницы, когда миссис Такерман посмотрела вверх и увидела ее. На лице экономки снова появилась улыбка.
– Здравствуй, – сказала она. – Ты, наверное, Тэфи Сондерс. Донна с нетерпением ждет твоего приезда. Не хочешь ли перед ленчем взглянуть на сад? Можешь выйти через заднюю дверь вон там.
Тэфи охотно направилась к двери. На заднем крыльце сидели и разговаривали какие-то женщины. Пока Тэфи спускалась со ступенек, одна из них подняла голову и улыбнулась ей. На ней были брюки – так, выходит, мама была права!
Сад был очень красив. Лужайка, зеленая и гладкая, простиралась до самой воды и казалась такой соблазнительно-мягкой, что у Тэфи возникло искушение скатиться по ней вниз. Цветочные клумбы, размещенные по краям лужайки, создавали красочный узор, выделявшийся на зеленом фоне травы. Тэфи подумала: можно испытывать своего рода счастье просто от того, что смотришь на что-то красивое.
Как бы ей хотелось знать название цветов! Когда живешь в гостиницах, не так-то много у тебя шансов узнать что-либо о цветах. Когда-нибудь, когда у семейства Сондерс будет собственный дом, она поможет матери посадить сад, и ей будет известно название каждого цветка в этом саду.
Она встала на колени и уткнулась носом в клумбу нежных зеленовато-белых цветов. Потом она весело уселась на корточки и стала оглядывать сад и дом. В этот момент она заметила, что в одном из окон третьего этажа шевельнулась занавеска. Кто-то сверху смотрел на нее.
Она внимательно пригляделась к окну. Да! Оно могло находиться в той же комнате, что и дверь, открывшаяся и захлопнувшаяся в коридоре. Та же самая личность, что поглядывала на нее в коридоре, а потом из окна, сейчас, вероятно, следит за ней, прячась за занавесью. Она почувствовала, как по спине пробежал неприятный холодок от сознания, что за ней кто-то втайне наблюдает.
Встав с колен, она подошла к большим камням у края воды. Остров был окутан какой-то странной тишиной. Нельзя сказать, что никаких звуков не было слышно, но все это были отдельные звуки. Слабое далекое эхо цокающих лошадиных копыт и скрипа колес; низкий звон церковного колокола; шум волн, омывающих скалы у ее ног; дикие крики чаек над водой. Городские звуки обрушивались на вас слитным ревом. Здесь же каждый звук был сам по себе и каким-то образом лишь усиливал общее впечатление тишины.
Она вздрогнула от неожиданно раздавшегося прямо за ее спиной голоса.
– Что они говорят? – требовательно произнес голос. – Скажи мне! Что говорят птицы?
Тэфи быстро повернулась и какое-то мгновение могла только пристально смотреть на незнакомку. Неподалеку от нее на каменной глыбе сидела женщина, которую наполовину скрывал куст. На ней были синие джинсы, а поверх них клетчатая юбка – так любят одеваться девочки-подростки, хотя женщина была явно не молода. На ее голых ногах были красивые индейские мокасины, расшитые бисером. Черные волосы женщины были заплетены в косы и обвиты вокруг головы. Кожа у нее была смуглая, глаза темные.
– Чайки, – настойчиво повторила она свой вопрос, не обращая внимания на удивленный взгляд Тэфи. – Что они говорят?
Когда они ехали на пароходе, Тэфи подумала, что голоса чаек звучат почти как человеческие. Теперь, похоже, она просто обязана была понять смысл их криков, хотя бы для того, чтобы ответить на вопрос этой странной смуглой женщины. Она затаила дыхание, и крик чаек донесся до нее особенно отчетливо. Это несомненно было какое-то слово.
– Вы знаете, – сказала Тэфи, – похоже, будто они все время взывают о помощи! Я совершенно отчетливо слышу: помоги! помоги! помоги!
Корона, сложенная из темных кос, кивнула:
– А ты знаешь, что это значит, когда чайки просят помощи?
– Нет, не знаю. Разве они не повторяют всегда одно и то же?
Женщина вздохнула, как бы обескураженная подобным невежеством.
– Чайки взывают о помощи только тогда, когда хотят предостеречь нас.
– Предостеречь нас? Насчет чего? – Тэфи это показалось странным.
– Ты видела когда-нибудь бурю на Макинау?
– Нет, – сказала Тэфи. – Я только сегодня приехала. – На ярко-синей воде плясали солнечные блики, а летние облака в почти чистом небе выглядели вполне безобидно. Решительно никаких признаков приближающейся бури не было.
– Ты увидишь бурю, какая бывает только на Макинау, – неопределенно заметила женщина. – Она принесет с собой несчастье. Они хотят, чтобы я стряпала для всех этих глупцов, которые думают только о своем желудке, в то самое время, когда надвигается такая буря. Пусть денек поголодают. Им это только на пользу.
– Они не будут голодать, – пояснила Тэфи. – Моя мама пригласила их на кухню самим приготовить себе сандвичи.
На какое-то мгновение женщина, казалось, пришла в ярость. Но потом сама идея предложить постояльцам «Сансет хауз» отправиться на кухню и самим приготовить себе сандвичи, как видно, показалась ей весьма забавной. Она залилась смехом, который оборвался так же внезапно, как и начался.
– Ты – та самая маленькая девочка, да? Внучатая племянница мисс Эрвин?
– А вы, – вежливо заметила Тэфи, – наверное, Селеста. Говорят, что вы иногда видите дурные предзнаменования. А что именно вы в это время видите?
Глаза Селесты стали еще темнее.
– Я тебе сказала – это предостережение чаек. Они правы – те люди, которые заявляют, что ничего не могут со мной поделать. Но и без меня им не обойтись! Эта затея с сандвичами долго не продержится. Люди приезжают в «Сансет хауз» потому, что стряпня Селесты Клотьер пользуется такой же славой, как стряпня другой Селесты, ее матери, в великие времена «Пушки».
