иного учреждения; а это нерадостная перспектива. Разумеется, вскоре я на опыте убедился, что мне придется иметь дело с людьми пусть и не вполне одинаковыми, но, во всяком случае, очень схожими по своим привычкам, взглядам и вкусам, по отношению к жизни. То есть, по идее, бояться нечего, тем более что профессиональный характер этих встреч в принципе гарантирует их безобидность. Однако у меня была возможность узнать и то, что человеческие существа нередко считают своим долгом различаться между собой, проявляя какие-нибудь мелкие, досадные особенности, изъяны, черты характера и тому подобное, – вероятно, с целью заставить собеседников воспринимать их как полноценные личности. Один, видите ли, любит теннис, другой не может жить без верховой езды, третий увлекается гольфом. Некоторые начальники отделов обожают селедку; другие ее терпеть не могут. Соответственно и судьбы складываются по-разному, и будущее у каждого намечается свое. Поэтому если общие рамки «установления контакта с клиентами» очерчены четко, то внутри их, к сожалению, всегда остается полоса неизвестности.
И вот вам пример: когда я пришел в комнату 6017, Катрин Лешардуа не оказалось на месте. Она, как мне сообщили, «занята установочными работами в главном компьютерном центре». Мне предложили сесть и подождать, что я и сделал. Разговор вертелся вокруг взрыва, который произошел вчера на Елисейских Полях. Бомбу подложили под диванчик в кафе. Два человека погибли. Еще одной женщине раздробило ноги и вырвало пол-лица; она стала калекой и потеряла зрение. Я узнал, что этот взрыв был не первым: несколькими днями раньше бомба взорвалась на почте возле Ратуши: пятидесятилетнюю женщину разорвало на куски. Еще я узнал, что эти бомбы были подложены арабскими террористами, требующими освобождения других арабских террористов, которые сидят во французских тюрьмах за многочисленные убийства.
Около пяти часов я ушел: мне надо было в префектуру полиции, подать заявление об угоне автомобиля. Катрин Лешардуа так и не появилась, в разговоре я почти не участвовал. Надеюсь, установление контакта состоится в другой раз.
Инспектор, принявший мое заявление, был примерно моего возраста. Явно родом из Прованса, на пальце – обручальное кольцо. Я подумал: хорошо ли в Париже его жене, детям, если они у него есть, ему самому? Может быть, жена работает на почте, а детей отдали в ясли? Кто знает.
Как и следовало ожидать, в его голосе звучали горечь и скепсис: «Угоны… с утра до вечера заявления несут… но надежды никакой… их ведь сразу же отпускают…» Я сочувственно кивал в ответ на эти простые и правдивые слова, итог каждодневных наблюдений; но я ничего не мог сделать, чтобы облегчить его бремя.
Под конец, однако, сквозь эту горечь пробились оптимистичные ноты: «Ну ладно, до свидания! Может быть, мы все-таки найдем вашу машину! Чего не бывает!…» Думаю, он охотно сказал бы еще что-нибудь; но больше сказать было нечего.
Глава 6
Еще один шанс
На следующее утро я узнаю, что совершил ошибку. Мне обязательно надо было встретиться с Катрин Лешардуа; то, что я ушел без всяких объяснений, в министерстве сельского хозяйства восприняли плохо.
Я узнаю также – и это для меня неожиданность, – что моя работа по предыдущему контракту оставляла желать лучшего. До сих пор мне не говорили об этом, но мной были недовольны. А сейчас, поручив контракт с министерством сельского хозяйства, дали в некотором смысле еще один шанс. Мой начальник принимает суровый вид, отчего становится похож на героя американского телесериала, и говорит мне: «Знаете, мы ведь на службе у клиентов. В нашей профессии, увы, редко получаешь еще один шанс…»
Мне жаль, что я огорчил этого человека. Он очень красив. Лицо чувственное и в то же время мужественное, седые волосы коротко подстрижены. Белая рубашка из превосходной, очень тонкой ткани, через которую просвечивает мускулистая загорелая грудь. Галстук в косую полоску. Непринужденные и полные силы движения, признак безупречной физической формы.
Единственное оправдание, какое приходит в голову (и даже мне самому кажется малоубедительным), у меня угнали машину. Я даю понять, что нахожусь на грани нервного срыва, но постараюсь справиться с этим состоянием. И тут в душе у начальника что-то происходит; он явно шокирован тем, что у меня угнали машину. Он не знал; он не мог такого предположить; теперь он все понимает. Прощаясь, стоя в дверях кабинета на пушистом светло-сером ковре, он прочувствованно желает мне «держаться».
Глава 7
Катрин, милая Катрин
«Good times are coming
I hear it everywhere I go
Good times are coming
But they're coming slow.»1
Девушка в приемной министерства сельского хозяйства сегодня опять в кожаной мини-юбке; но на сей раз я не нуждаюсь в ее помощи, чтобы найти комнату 6017. С первых же минут встречи с Катрин Лешардуа все мои опасения подтверждаются. Ей 25 лет, у нее высшее технологическое образование и гнилые передние зубы; ее агрессивность достойна удивления:
– Хочу надеяться, что с этой вашей программой не будет проблем! Не как с предыдущей, которую мы у вас купили… та была просто кошмар. Конечно, ведь у нас не я решаю, что покупать. Зато потом, когда надо исправлять чужие промахи, бегут ко мне… – и т.д.
Объясняю ей, что я в нашей фирме тоже не решаю, что продавать. Или что производить. На самом деле я вообще ничего не решаю. Ни она, ни я не принимаем никаких решений. Я просто пришел помочь, передать несколько экземпляров печатной инструкции, попробовать вместе запустить учебную программу… Но Катрин невозможно унять. Ярость ее неистова и безмерна. Теперь она говорит о методологии. По ее мнению, всем бы надо придерживаться строгой методологии, основанной на широко структурированном программировании; а вместо этого царит анархия, программы пишутся как попало, каждый в своем углу творит что хочет, не думая о других, нет взаимодействия, нет общей перспективы, нет согласованности, Париж – это жуткий город, люди не общаются друг с другом, равнодушны даже к работе, всё сплошная показуха, закончена работа или нет – каждый в шесть вечера рвется домой, и всем на всё плевать.
Она предлагает вместе выпить кофе. Я, разумеется, соглашаюсь. Кофе надо наливать из автомата. У меня нет мелочи, и она дает мне два франка. Кофе отвратительный, но это не останавливает ее
