человека, а это сделает его Геркулесом. Колесо, которое ты видишь, в десять раз сильней твоей центурии, ибо в нем живет божественная сила огня — стихии горючей, светящейся, сухой и легкой, как сказал Аристотель, отец наук.
— Ты забываешь, — возразил центурион, — что здесь под моим командованием находится целая когорта. — Он положил руку на плечо собеседнику, переходя на доверительный тон. — Я ведь из крестьян, кое-что смыслю в технике, разумеется, больше в военной. Это колесо с лопастями напоминает мне водяную мельницу. Но зачем оно здесь, где нет реки, или, как ты возвышенно выражаешься, водяной стихии? И для чего чан?
— Не чан, а котел. Видишь ли, в мельнице колесо берет силу у речного потока и с помощью зубчатых передач отдает ее мельничному жернову. Иначе говоря, оно выполняет роль двигателя, в то время как жернов служит рабочим механизмом. Теперь обрати внимание, что в нашей конструкции колесо предназначено служить как раз рабочим механизмом, то есть непосредственно выполнять полезную работу. Но где же в таком случае двигатель? В котле с помощью огня, воды и воздуха возникает воистину Геркулесова мощь. Чтобы понять все значение совершающегося в нем таинства, заметь, что до сих пор боги вразумили людей на использование силы лишь воды и воздуха — я имею в виду ветер, надувающий паруса наших кораблей. Огонь же был нашим злейшим недругом. Здесь он впервые приручен и вместе с другими стихиями будет послушно исполнять нашу волю.
— Ладно, ладно, — заметил центурион с раздражением, — я уже постиг величие момента, постарайся все-таки быть ближе к делу.
Инженер подавил обиду.
— Хорошо, — сказал он, — обойдусь без теории. Вода, залитая в котел, нагревается и превращается в пар, имеющий свойство почти мгновенно заполнять пространство, во много, может быть, в тысячи раз большее, чем занимала до того вода. Он сосредоточивается в сосуде, напоминающем по форме амфору, а затем устремляется в ящик, где, собственно, и находится главная часть конструкции. Возможно, тебе приходилось слышать о пожарном насосе Ктесибия. Его описывает в одной из своих десяти книг об архитектуре Марк Витрувий Поллион. Так вот, этот механизм позволяет преобразовать буйную и притом действующую без смысла, сразу по всем направлениям, силу пара в размеренное и непрерывное движение. Ну, а задача передать это движение на колесо, заставить его вращаться, решается посредством хитроумного приспособления, также изобретенного в незапамятные времена.
Я оставляю в стороне некоторые важные подробности, например механизм периодического нагревания и охлаждения трубок, без которого установка обречена бездействовать. Этого не понять без специального технического образования. Признаюсь, не все еще ясно здесь и мне самому…
— Лично мне, — сказал центурион, — наплевать на то, как устроена моя лошадь. Достаточно знать, чем ее следует кормить и как за ней ухаживать, чтобы она не пала в походе и вынесла в бою.
— Не забывай, однако, что лошадь, как и все живое вокруг нас, сотворена волею богов и по неведомым нам законам провидения. Машина же… да, я полагаю, лучше всего назвать это сооружение огненной машиной, создана руками и разумом человека, хотя, конечно, тоже по наущению Юпитера, пожелавшего поделиться со смертными частицей своего огненного могущества. Ты не можешь убить лошадь, чтоб посмотреть, как она устроена, и затем вновь оживить. А я могу разобрать машину и собрать ее опять.
— И все-таки чего-то в ней не понимаешь?
— Не понимаю. Ни я, ни тем более он.
— Кто это он?
— Изобретатель.
— Как, разве это не твоя выдумка?
— Нет. Я лишь дал средства на сооружение машины, собрал опытных механиков, подсказал некоторые технические решения.
— Кто же создал машину?
— Сейчас ты его увидишь. Гелиобал!
Невысокий коренастый человек отделился от группы работающих и приблизился к ним. У него была квадратная черная борода, правильные, но чуть тяжеловатые черты лица, из-под густых, сросшихся на переносице бровей поблескивали маленькие угольки-глаза. Плотно сбитое тело, прикрытое набедренной повязкой, отливало бронзой, как бывает у людей, привыкших постоянно трудиться под солнечными лучами, мускулистые руки выдавали недюжинную физическую силу.
— Слушаю, господин, — сказал он на скверной латыни.
— Командующий здешним гарнизоном, — сказал инженер, — хотел познакомиться с создателем огненной машины.
Гелиобал молча склонил голову.
— Откуда ты родом? — спросил центурион.
— Из Карфагена. После его гибели мои прародители бежали к своим близким в Библос и нашли здесь приют. Вот уже в четвертом колене наша семья возделывает клочок земли неподалеку отсюда, выращивая виноград, оливы.
— Значит, ты не раб?
— Я свободный человек.
— Почему же ты оказался на стройке, вместо того чтобы ковыряться в своем саду?
— Потому что я хотел построить машину.
— Видишь ли, — вмешался инженер, — в одну из своих поездок по окрестностям в поисках строительных материалов я попал на участок Гелиобала. Это оазис в здешних пустынных местах, тем более удивительный, что вокруг нет никаких признаков реки или хотя бы горного ручейка. «Где ты берешь воду?» — спросил я у хозяина. «Из земли», — прозвучал ответ. «Сколько же нужно людей, чтобы оросить такой сад?» — «Я обхожусь сам». И он показал мне колодец, у которого работала огненная машина, беспрерывно качая воду и подавая ее в оросительную сеть. Она была проще и значительно меньше этой, но построена по тому же принципу. Гелиобалу даже не приходило в голову, что он изобрел двигатель, который способен перевернуть мир. Не смешно ли?
— Никто не способен перевернуть мир, кроме Юпитера, — строго заметил центурион.
Инженер пропустил реплику мимо ушей:
— Теперь, Гелиобал, займи свое место, настал момент испытания.
По сигналу инженера, Гелиобал и двое его подручных подбросили несколько поленьев в очаг, начали открывать заслонки, передвигать рычаги, совершать какие-то другие сложные манипуляции, смысла которых центурион не мог постичь. Машина обнаружила признаки пробуждения, в котле заклокотало, по трубкам, как по жилам, понеслись горячие потоки, их поверхность начала быстро запотевать, в местах сочленений стали вырываться на волю клочья пара и стекать на песок капли влаги. Шум огня, скрип и скрежет двигающихся металлических деталей, вой пара в закоулках машины, грохот рабочего колеса слились в мощный и неумолчный гул.
Как зачарованные смотрели люди на огненное чудо, созданное их руками. Иные кинулись навзничь, зарылись в песок, охваченные ужасом. Другие, посмелее, все же предпочли отбежать на изрядное расстояние. Смельчаки стояли плотным кругом, насколько позволял жар очага; отблеск пламени гулял по их восхищенным лицам. А впереди, почти у самой топки, Гелиобал, подобный Вулкану, управлял таинством машинного действия с помощью длинного тонкого ломика.
По знаку инженера несколько человек подтащили к машине наспех сколоченную деревянную конструкцию, целую башню, на плоской вершине которой была сооружена система блоков. Они перекинули через блочный механизм толстый канат и, обвязав один его конец вокруг тяжелого камня, закрепили другой на колесе. Центурион проследил глазами, как камень пополз в высоту и повис у края площадки.
— Это один из возможных способов применения огненной машины, — пояснил инженер. — Останови двигатель! — крикнул он Гелиобалу. — Отпусти людей поесть и отдохнуть, а сам подойди к нам.
— Конечно, — продолжил он, обращаясь к центуриону, — первая моя цель употребить машину на стройке храма Юпитера. По моим расчетам, пройдет шесть полных лун, прежде чем это станет возможно. Зато потом мы полетим вперед как на крыльях. Император будет доволен.
Центурион шагнул к финикийцу и уперся в него взглядом; в руке, выдавая возбуждение, подрагивал
