— Этой ночью все спали. А ты выкручивайся как можешь. Тебе придется туго.
Наутро полковник Мадрат поглядел на глубокий порез на скуле Александра и спросил:
— Это как вас угораздило?
— А, пустяки! Ночью захотелось в туалет, да саданулся обо что-то в темноте. Вы бы порекомендовали, чтобы нам дежурное освещение не выключали.
— Я слышал, что с вашим сокамерником произошло какое-то несчастье?
— Да, вы знаете, бедолага упал ночью со своих нар и сломал себе шею.
— Вы забыли добавить, что у него, кроме перелома шеи, сломаны рука и гортань, а также трещина на ноге.
— Вот видите, что бывает, когда люди спят так беспокойно. Лежал бы тихо и ничего бы не случилось.
Уловив скрытый намек в словах Александра, сиссианин хмуро кивнул, посмотрел куда-то в угол и вызвал конвой.
Глава 6
— Полковник, надо снимать «красную тревогу». — Генерал-полковник Кант мрачно смотрел на сувенир — «вечный» двигатель. — Мы закончили проверку всех посылок, пришедших в тот день. Никаких следов не обнаружено. Значит, паукосубъект сунул часы в посылку Морозова. Единственным нерешенным вопросом остается — предназначались ли часы ему изначально или паук затолкал их в первый попавшийся контейнер, чтобы они не достались нам?
— Генерал, я уже выражал свое мнение, что Морозов не шпион Конфедерации. — Мадрат подавил раздражение — вид у шефа планетарной СБ, пялящегося на детскую игрушку, был, мягко говоря, инфантильный. — Он выдал себя, проговорившись, что подал профессору какую-то идею… И, скорее всего, Аллиган воспользовался ею, что дало ему возможность придумать новое оружие. То есть Морозов знает примерный ход мыслей профессора. Сделать то, что не закончил Аллиган, может только он. Кроме него в настоящий момент других реальных кандидатур у нас нет. Так что теперь уже неважно: читал ли он микрокопии или нет…
— То есть как это «неважно»?!
— Простите, я оговорился! Конечно важно, но я уверен, что Морозов считал информацию. Он проболтался об идее, поданной Аллигану, следовательно, знает, о чем шла речь в микрокопиях. Случайно или намеренно, но он владеет этим секретом. Мы должны отправить его на Корфу. Надо поговорить с ним и пообещать, что если он сделает супероружие, то после разгрома Конфедерации его отпустят. Разумеется, за вознаграждением мы не постоим.
Кант поморщился.
— Корфу? Опять журналюги поднимут вой по поводу ущемления свободы и прав разумных существ…
— А здесь мы не сможем его контролировать на сто процентов, вы же сами понимаете. Кроме того, Морозова всегда можно официально отправить в командировку, не на Корфу, конечно. По крайней мере, внешние приличия будут соблюдены.
— Вы что, всерьез намереваетесь его потом отпустить?
— Конечно нет, но пообещать нам ничего не будет стоить, не так ли?
Кант кивнул и набрал номер на телестерео.
— Дорк, как проходит воспитание Морозова?
— Пока никак, господин генерал. В данный момент он находится в карцере. Мы его посадили в камеру к ребятам, которых скоро отправляют на Сен-Луис, чтоб побыстрее согласился на наши условия. Наутро один из них был найден мертвым со сломанной шеей. Морозов отделался порезом на скуле.
— Я это знаю. Дальше.
— Дальше? Но остальные говорят, что ничего не слышали. В общем, пока наша попытка ни к чему не привела. Посмотрим, каким он выйдет из карцера.
Кант хмыкнул и сказал:
— Смотрите, не перестарайтесь. Если после этого с его мозгами будет что-нибудь не в порядке — голову твою лично сниму! И отправлю на корм в питомник к блохам-берсеркерам! Ладно, пока держите его в карцере, позже я сообщу, что делать дальше.
Александр потрогал щетину и подумал, что наверное стал похож на Зуба, из-за которого попал в карцер. Карцер был построен по всем правилам оказания психологического давления. Начать с того, что размеры его были: полтора на полтора на полтора метра. Уже шестнадцатый день Александр не мог как следует выпрямиться в полный рост и вынужден был делать это по частям. Четыре раза в день включали «пищалку» — ее монотонное гудение не одного узника карцера свело с ума или сломило морально. В промежутках между «пищалками» включали «шепоток». Чьи-то голоса нашептывали, мол, не стоит сопротивляться, что он погибнет из-за своего упрямства и все в таком же духе. Александра учили подобным методам и приемам оказания давления на психику, поэтому он знал, как с ними бороться.
Но знать и испытывать на себе — разные вещи. Вот уже больше двух недель он боролся за целостность своего «я». В первый же день пребывания здесь Александр разработал режим дня, позволяющий сопротивляться воздействию извне. Чтобы не слушать «шепоток», он с одиннадцати часов вечера до трех ночи занимался тренировкой своего тела и отработкой рефлексов и ударов, насколько позволяли тесные размеры клетушки и скудный рацион. Затем, заткнув уши двумя кусочками хлеба, отдыхал полчаса, напевая вполголоса, и садился в позу для медитации. Поза имела свое глубокое теоретическое обоснование, правда Александр его изрядно подзабыл. Он только помнил, что руки, положенные на колени ладонями вверх, должны черпать энергию из космоса. Черпалась энергия или нет, но это здорово помогало не слушать нашептываемые мерзости, чтобы они не отложились в голове и не вышли наружу в какой-нибудь неподходящий момент. В шесть часов выключали «шепоток» и заводили «пищалку». Еще через час приносили еду на сутки, а затем он ложился спать до очередной пищалки. Иногда даже она не могла разбудить его. Вот так и прошли эти две недели. В первую неделю Александр, чтобы поставить блок воздействия, повторял гиперуравнения первого, второго и третьего порядков, но потом он решил проводить время более продуктивно и занялся изучением проблемы, из-за которой убили профа, а сам Александр оказался в таком дерьме.
Он припомнил все подробности записей. Итак, Аллиган решил поляризовать каждый гравитон, создаваемый гравиприводом корабля, с различием в девяносто два градуса. Стоп, тогда произойдет увеличение скорости примерно в два раза согласно второму постулату Миллера об эманации электронов. Это было изображено на графике Аллигана. Александр углубился в дебри гиперматематики и физики, но спустя час лишь получил ответ, что в самом деле скорость увеличится в 1,8976 раза от прежней среднестатистической.
«По крайней мере я на верном пути», — подумал он. Сегодня шел уже десятый день, точнее ночь, как он ищет зацепку, но ее не было. Александр начал сомневаться в правильности профессорских выводов. Вдруг «шепоток» выключился и скоро должны были включить «пищалку». «Да, у СБ эта система отработана до мелочей. Боже, как она мне надоела! Ведь они понемногу добиваются своего — еще неделя-другая и я сойду с ума».
Слово «система» почему-то вызвало в памяти книжные полки в старинной библиотеке. Тут Александру в голову пришла интересная мысль. Профессор добился увеличения скорости корабля благодаря системной поляризации, а что если попробовать хаотическую? Александр пожалел, что под рукой нет даже самого завалящего вычислителя, пришлось просчитывать все в уме. Он принялся лихорадочно вычерчивать кривые на шершавой стене карцера.
Надзиратель, одетый в наушники против «пищалки», заглянувший в глазок, решил, что заключенный Морозов явно спятил, и пошел докладывать о происшествии начальству. Начальство в лице майора Дорка,
