Так я могу, ведом слепой судьбою,
Утратить, что получит недостойный,
И умереть от горя.
Вы должны
Решиться иль совсем не выбирать,
Иль раньше клятву дать — коль ошибетесь,
Не говорить о браке никогда
И ни одной из женщин. Обсудите ж.
На все согласен; ну, ведите ж к счастью.
Сначала в храм;22 а после, пообедав,
Дерзните.
Пусть судьба пошлет успех.
Быть мне счастливей иль несчастней всех!
Конечно, совесть моя позволит мне сбежать от этого жида, моего хозяина. Бес меня так вот и толкает, так вот и искушает; говорит: 'Гоббо, Ланчелот Гоббо, добрый Ланчелот', или: 'Добрый Гоббо', или: 'Добрый Ланчелот Гоббо, пусти ноги в ход, беги во все тяжкие, удирай отсюда'. А совесть говорит: 'Нет, постой, честный Ланчелот, постой, честный Гоббо', или, как выше сказано: 'Честнейший Ланчелот Гоббо, не удирай, топни ногой на эти мысли'. Ладно; а храбрый дьявол велит мне складывать пожитки: 'В путь!' — говорит бес; 'марш!' — говорит бес; 'ради бога, соберись с духом, — говорит бес, — и лупи'. Ладно; а совесть моя вешается на шею к моему сердцу и мудро говорит: 'Мой честный друг Ланчелот, ведь ты сын честного отца…', или, скорее, сын честной матери, потому что, сказать правду, отец-то мой несколько… как бы это выразиться… отдавал чем-то… был у него этакий привкус…23 Ладно; совесть мне говорит: 'Ланчелот, не шевелись!…' — 'Пошевеливайся', — говорит бес. 'Ни с места!' — говорит совесть. 'Совесть, — говорю, — правильно ты советуешь!' Если повиноваться совести, надо мне остаться у жида, моего хозяина; а он-то — прости меня, господи! — сам вроде дьявола; а чтобы удрать от жида, придется повиноваться лукавому, а ведь он-то, с вашего позволения, и есть сам дьявол. И то правда, что жид — воплощенный дьявол; и, по совести говоря, совесть моя — жестокосердная совесть, если она мне советует остаться у жида. Бес мне дает более дружеский совет; я таки удеру, дьявол; мои пятки к твоим услугам; удеру.
Молодой синьор, скажите, пожалуйста, как тут пройти к синьору жиду?
О небо! Да это мой единородный отец. Он слеп так, словно ему не то что песком, а крупным гравием глаза засыпало. Не узнает меня; сыграю с ним какую-нибудь штуку.
Почтеннейший молодой синьор, сделайте милость: как мне пройти к синьору жиду?
А поверните направо — при первом повороте, но при самом первом повороте поверните налево; да смотрите, при настоящем-то повороте не поворачивайте ни направо, ни налево, а ворочайте прямехонько к дому жида.
Святые угодники! Трудно будет попасть на настоящую дорогу. Вы не можете сказать мне: некий Ланчелот, что у него живет, живет у него или нет?
Вы говорите о молодом синьоре Ланчелоте?
Вот погодите, какую я сейчас историю разведу.
Вы говорите о молодом синьоре Ланчелоте?
Какой там синьор, ваша милость? Сын бедного человека! Отец его — хоть это я сам говорю — честный, но очень бедный человек, — хотя, благодаря бога, здоровый.
Ну, кто бы там ни был его отец, мы говорим о молодом синьоре Ланчелоте.
О знакомом вашей милости — просто Ланчелоте, сударь.