хохот, и девичий голос произнес с издевкой: «Раймундо! Кто ты такой?», потом еще чей-то, потом они принялись напевать эту фразу хором.
Район Баррио-Каролина не был на самом деле пригородом Пуэрто-Морада. Он лежал за мысом Манабике, охватывающим залив с юга, и выходил к морю пальмовой рощей и самым лучшим во всей провинции пляжем, изогнутым участком белого песка, спускающегося к мелким зеленым лагунам. Сорок лет назад там размещалась штаб-квартира экспериментальной фермы фруктовой компании, проект, задуманный с таким размахом, что на этом месте вырос небольшой городок: ряды белых каркасных домов с черепичными крышами и зелеными террасами типа тех, что можно увидеть в журналах на фотографиях сельской Америки. Компания называла проект «ключом к будущему страны» и обещала создать высокопроизводительные сорта сельскохозяйственных растении, которые навсегда искоренят голод, но в 1947 году на побережье разразилась эпидемия холеры, и город оказался заброшенным. А к тому времени, когда паника, вызванная эпидемией, утихла, компания уже надежно окопалась в национальной политике, и необходимость поддерживать в глазах публики прежний образ щедрой и доброжелательной организации у нее отпала. Проект забросили окончательно, и отведенные под него территории постепенно приходили в запустение до тех пор, пока земли не скупили люди, планировавшие построить там крупный курорт. Случилось это в тот же год, когда Эстебан перестал охотиться. И тогда же появился ягуар. Хотя он и не убил ни одного рабочего, но затерроризировал их до такой степени, что они отказались начинать строительство. Посылали в джунгли охотников, и вот их уже ягуар убивал. Последняя группа взяла с собой автоматические винтовки и множество всяких приборов, но ягуар подстерег их одного за другим и расправился со всеми. В конце концов и этот проект забросили, потом прошел слух, что земли снова перепроданы (теперь Эстебан знал кому) и что идея создания курорта опять возрождается.
Дорога от Пуэрто-Морада оказалась долгой, жаркой и утомительной. Добравшись до места, Эстебан устроился под пальмой и съел несколько холодных банановых оладий. Белые, словно зубная паста, волны разбивались о берег, но здесь не было мусора, оставляемого людьми, только мертвые ветки, щепки да кокосовые орехи. Все дома, кроме ближайших четырех, поглотили джунгли, да и эти четыре лишь выглядывали из зарослей, словно гниющие ворота в черно-зеленой стене растительности. Даже при ярком солнечном свете они выглядели так, будто там водятся привидения: сорванные, поломанные ставни, серые от времени и влаги доски, лианы, спускающиеся по фасадам. У одного дома манговое дерево проросло прямо через крыльцо, и на его ветвях, поедая плоды, сидели дикие попугаи. Последний раз Эстебан бывал здесь в детстве: тогда руины напугали его, но сейчас они показались ему даже привлекательными. Как свидетельство торжества природы и ее законов. Его угнетало то, что он помогает превращать эту природу в место, где попугаи будут прикованы цепочками к насестам, а от ягуаров останется только рисунок на скатертях, где будут понастроены бассейны и куда понаедут туристы, чтобы высасывать через трубочки кокосовые орехи. Однако, подкрепившись, он отправился в джунгли и вскоре обнаружил дорогу, которой ходил ягуар, — узкую тропку, вьющуюся около полумили между облепленными лианами пустыми оболочками домов, а затем выходящую к Рио-Дулсе. Река, изгибавшаяся среди джунглей, казалось, несет зеленую воду еще более темную, чем вода в море. По всему берегу отпечатались на земле следы ягуара, особенно много следов зверь оставил на кочковатом пригорке в пяти или шести футах над водой. Эстебана это несколько удивило, но, решив, что ответа на эту загадку ему все равно не найти, он пожал плечами, отправился на пляж и, собираясь устроить ночью наблюдение, прилег под пальмой поспать.
Через несколько часов, уже во второй половине дня, он проснулся от того, что его окликнули. Высокая стройная женщина с кожей медного оттенка, одетая в платье темно-зеленого цвета, почти такого же, как стена джунглей, шла прямо к нему. Платье до половины открывало высокую грудь, а когда она подошла ближе, Эстебан разглядел ее лицо: хотя оно и обладало чертами, характерными для народа Патука, но красоты и тонкости было совсем редкой для людей его племени. Словно прекрасная выточенная маска: щеки с нежными ямочками, резные полные губы, стилизованные брови цвета эбенового дерева, глаза из черного и белого оникса, но всему этому придана живость человеческого лица. Мелкие капельки пота блестели на ее груди. Один-единственный локон черных волос лежал у нее на плече столь изящно, что, казалось, он уложен так специально. Женщина опустилась рядом с ним на колени, взглянула на него бесстрастно, и Эстебана буквально ошеломила окружающая ее горячая атмосфера чувственности. Морской бриз донес до него ее запах, сладковатый, мускусный, напомнивший Эстебану запах плодов манго, оставленных дозревать на солнце.
— Меня зовут Эстебан Каакс, — произнес он, ощущая запах собственного пота и чувствуя себя от этого немного неловко.
— Я слышала о тебе, — сказала она. — Охотник на ягуаров. Ты пришел, чтобы убить ягуара, живущего здесь?
— Да, — ответил он и устыдился собственного признания.
Она набрала в руку горсть песка, потом выпустила его между пальцами.
— Как тебя зовут? — спросил Эстебан.
— Если мы станем друзьями, я скажу тебе свое имя, — ответила она. — Зачем ты хочешь убить ягуара?
Он рассказал ей про телевизор, а потом вдруг, к своему удивлению, начал рассказывать о трениях с Инкарнасьон, объясняя, как он собирается приспособиться к ее миру. Не совсем то, что принято обсуждать с незнакомыми людьми, но его почему-то тянуло на откровенность. Ему казалось, что между ними есть что-то общее, и это заставляло его рисовать свою семейную жизнь более мрачными красками, чем на самом деле. Ему никогда не случалось изменять Инкарнасьон, но сейчас такую возможность он бы, наверное, только приветствовал.
— Это черный ягуар, — сказала она. — Ты наверняка знаешь, что они — не обычные звери и что мы не должны вмешиваться в их магические замыслы.
Эстебан вздрогнул, услышав из ее уст слова отца, но решил, что это просто совпадение, и ответил:
— Может быть. Но ведь это не мои замыслы.
— Ошибаешься, — сказала она. — Ты просто решил не замечать их. — Она набрала еще одну горсть песка. — Как ты собираешься это сделать? У тебя даже нет ружья. Только мачете.
— У меня есть еще вот что, — сказал Эстебан, достал из мешка маленький пакетик с сушеными травами и передал ей.
Она открыла пакет и понюхала.
— Травы? Ты хочешь усыпить ягуара…
— Не ягуара. Себя. — Он взял у нее из рук пакет. — Эти травы замедляют сердцебиение и дают человеку подобие смерти. Охотник впадает в транс, но от него можно избавиться в мгновение ока. Я пожую трав, потом лягу около того места, где ягуар ходит на ночную охоту. Он подумает, что я мертв, но не станет есть, пока не убедится, что моя душа покинула тело, а чтобы определить это, ягуар должен усесться на меня и почувствовать, как отлетает дух. Когда он начнет усаживаться, я сброшу транс и всажу мачете ему между ребер. Если моя рука не дрогнет, он умрет мгновенно.
— А если дрогнет?
— Я уже не боюсь этого: я убил почти пятьдесят ягуаров, — сказал Эстебан. — Таким способом охотились в моем роду на ягуаров еще во времена древнего племени Патука, и он никогда, насколько я знаю, не подводил.
— Но черный ягуар…
— Черный или пятнистый, это не имеет значения. Все они подчиняются инстинктам и похожи один на другого, когда дело касается пищи.
— Что ж, — сказала она, вставая и отряхивая платье от песка. — Я не могу пожелать тебе удачи, но зла я тебе тоже не желаю.
Он хотел попросить ее остаться, но гордость не позволила ему сделать это, и она рассмеялась, словно прочитала его мысли.
— Может быть, мы еще увидимся и поговорим, Эстебан, — сказала она. — Будет жаль, если не удастся, потому что у нас есть о чем поговорить: многого мы даже не коснулись сегодня.
Быстрой походкой она удалилась по берегу, превратившись сначала в маленький черный силуэт, а затем вдруг просто растворившись в дрожащем горячем воздухе.
