– Зовут Сашкой, а фамилию не знаю. Я его всего пару раз видел.
– Где он живет?
– Не знаю. Кажется, нездешний.
– И так вот, без сомнений, доверили машину?
– А что бы он с ней делать стал?
– Для чего нужно было резать шланги?
Казалинский подался вперед, вытянул перед собой руки ладонями вверх.
– Вот и я спрошу: ну для чего мне резать эти проклятые шланги? Что мне моей базы мало? Еще и это на свою голову?
– У вас были с Коротковым общие интересы?
– Были.
– Какого рода?
– Известно какого: он мне записочки от Перфильева носил, я исполнял.
– Вы хотите сказать, что хищения на базе производились по приказу Перфильева?
– Не хочу. Уже сказал.
– Значит, главным был Перфильев?
– Неужели я?..
Журавлев позвал из-за двери конвойного. Казалинского увели. У Журавлева была давно выработавшаяся манера – кончать допрос на болевой, как он называл, точке. Это часто помогало.
Достав из сейфа личное дело Казалинского, он еще раз перечитал его.
Из анкеты явствовало, что гражданин Казалинский 1928 года рождения, беспартийный, образование – семь классов, трудовой стаж с 1945 года – всю жизнь работал, имея дело с материальными ценностями. Он начинал учеником в мясном магазине и дослужился до поста директора овощного магазина. Под судом не был, но под следствием состоял. В трудовой книжке, где значилось, что он был уволен с должности директора по статье Кодекса законов о труде, записано, что ему отказано в праве занимать в торговых организациях должности, связанные с материальной ответственностью. В тот год Казалинский сменил специализацию и стал работать на различных складах и базах. А восемь лет назад сменил и место жительства и приехал сюда, в родной город Журавлева. На центральной базе он за это время прошел путь от кладовщика до директора.
Журавлева вовсе не интересовало сейчас, кто его продвигал, хотя в делах подобного рода знать это бывает небесполезно. Существенное состояло в том, чтобы точно установить характер субординации в связке Перфильев – Короткой Казалннский. Это Журавлев считал чем-то вроде мерительного инструмента, с помощью которого можно выверить версию о покушении Казалинского на жизнь Короткова и в конце концов определить меру вины каждого.
Чисто технической, если так можно выразиться, стороной деятельности преступной группы занимался Ковалев, и он быстро продвигался к окончанию. Журавлев должен был не отстать, поэтому он отказался от своего первоначального намерения отложить на несколько дней допросы Короткова, который лежал теперь в изоляторе для подследственных. Журавлев хотел дать ему как следует оправиться после аварии, но врач объяснил, что Короткова, если бы не переломы, хоть сию минуту можно зачислять в авиацию, так что никакими допросами ему не повредишь.
Журавлев захватил кассетный магнитофон и отправился в изолятор. Кроме магнитофона, у него был небольшой чемоданчик, а в чемоданчике в числе других бумаг имелся один документ. Когда Короткова брали под стражу и переводили в изолятор, среди его вещей обнаружили старый, наверняка военных времен, кожаный кисет, пузатенький и неимоверно тяжелый, набитый под горло, перетянутое шелковым шнурком. В нем оказались перстни, брошки, серьги, браслеты и золотые десятирублевики царских времен. Опись содержимого кисета, лежавшая в чемоданчике, была важным документом.
Он предвидел, что, несмотря на пренебрежительное к нему отношение, Коротков обрадуется его появлению, и не ошибся. Все подследственные стремятся к какой-то определенности и трудно переносят медленное течение следствия. Коротков не составлял исключения.
Войдя в палату, Журавлев взял из-за стола стул, поближе подвинул его к кровати и спросил о самочувствии. Коротков не жаловался. Журавлев объяснил, что хочет записать допрос на магнитную ленту, но, может быть, лучше сначала просто поговорить откровенно?
– Можно и поговорить, – охотно согласился Коротков.
Журавлев поставил магнитофон на стол, не включив его, заложил руки за спину и прошелся вдоль кровати взад-вперед.
– Вы, Коротков, при последней нашей встрече сказали инспектору Синельникову, что познакомились сначала с Казалинским, а потом уже с Перфильевым. Обрисуйте, пожалуйста, на какой почве произошло знакомство с Казалинским.
Коротков здоровой рукой взъерошил свои и без того спутанные волосы и спросил:
– Вы в колхозе «Золотая балка» с Сидоренковым говорили?
– Нет, но я знаю, чем он занимается. С ним беседовал работник ОБХСС.
– Ну так вот… Сидоренкову надо было десять кубометров стройматериалов достать. Он мне сказал, что директор базы Казалинский в принципе всегда готов это устроить, но он терпеть его не может, Сидоренкова то есть. Не хочет с ним связываться. А я ему неизвестен, со мной он согласится иметь деловые отношения. А я внакладе не останусь. Так говорил мне Сидоренков.
– А почему Казалинский не терпел Сидоренкова?
– Просто из осторожности. Этот Сидоренков три раза сидел.
