— Не совсем, — уточнил Оливер. — Просто его надо употреблять чуть присоленным, как орешки.
— Нужно ему сказать это, — подхватил Тони. — Как орешки.
Они остановились перед Петтерсоном и Баннером.
— Мистер Баннер, — представил Оливер. — Моя жена. А это Тони.
— Здравствуйте, — поприветствовала Люси. Она коротко кивнула и доверху застегнула свитер.
Тони подошел к Баннеру и вежливо пожал ему руку.
— Привет, Тони, — сказал Баннер.
— Привет, — ответил Тони. — У вас такие шершавые руки.
— Все время играл в теннис.
— Спорим, через четыре недели я у вас выиграю. Ну может через пять, сказал Тони.
— Тони… — одернула его Люси.
— Я что хвастаю? — Тони повернулся к матери.
— Да.
Тони пожал плечами и снова посмотрел на Баннера.
— Мне не разрешают хвастать, — объяснил он. — У меня сильные передние удары, а вот задние подводят. Я не собираюсь это скрывать, — честно признался он, — потому что вы все равно это поймете в первой же партии. Я однажды видел игру Элсворта Вайнса.
— И как он тебе? — спросил Баннер.
Тони скорчил презрительную гримасу.
— Его перехвалили, — небрежно оценил мальчик. — Просто он из Калифорнии и может играть каждый день. Вы плаваете?
— Да, — признался Баннер с удивлением. — А ты откуда знаешь?
— Это просто. От вас пахнет озером.
— Это его салонный фокус, — вмешался Оливер, потрепав мальчика по голове. — Когда он болел, ему завязали глаза, и у него развился собачий нюх.
— Я тоже умею плавать. Как рыба, — сказал Тони.
— Тони… — снова предостерегающе осадила его мать.
Тони улыбнулся, будто его словили на горячем. — Но только десять гребков, затем я тону. Я не умею дышать.
— Мы это исправим, пообещал Баннер. — Можно прожить всю жизнь и так и не научиться дышать.
— Мне нужно будет уделить этому внимание, — рассудил Тони.
— Джеф научит тебя, — сказал Оливер. — Он будет с тобой до конца лета.
Люси резко бросила взгляд на мужа, сразу же опустив глаза. Тони тоже уставился на Оливера внимательным недоверчиво настороженным взглядом, вспоминая при этом врачей, лекарства, режим, боль, неподвижность.
— А, — догадался он. — Так он будет присматривать за мной? — Не совсем, — уточнил Оливер. — Просто подправит кое-что. Тони долго и внимательно изучал Оливера, стараясь определить насколько искренним был отец в этот момент. Затем он повернулся и молча начал рассматривать Баннера, будто после официального провозглашения их отношений нужно было срочно вынести собственную оценку.
— Джеф, — наконец решился сказать Тони. — А как ты по части рыбалки? — При одном моем появлении рыбы умирают со смеху, — сострил Баннер. Петтерсон посмотрел на часы.
— Наверное, я пойду, Оливер. Мне только оплатить счет, собрать кое-какие вещи — и я готов. — Ты же хотел что-то сказать Тони, — напомнил ему Оливер.
Люси недоверчиво перевела взгляд с мужа на лицо Петтерсона.
— Да, — сказал Петтерсон. Теперь когда наступил этот момент, он уже пожалел о данном Оливеру обещании. — И все же, — сказал он, понимая трусость своего поведения. — А разве нельзя подождать до следующего раза? — Мне кажется сейчас самый подходящий момент, Сэм, — размеренно и четко произнес Оливер. — Ты уже не увидишься с Тони по крайней мере еще месяц, и Тони должен будет сам отвечать за себя, и мне кажется, что будет лучше, если он будет готов. — Оливер, — начала было Люси.
— Мы с Сэмом уже обсудили все это, Люси, — сказал Оливер, коснувшись ее руки.
— Что мне сейчас делать? — спросил Тони недоверчиво покосившись на Петтерсона.
— Ничего тебе сейчас делать не нужно, Тони, — сказал Петтерсон. -Просто я хочу объяснить тебе, что с тобой происходит.
— Я себя прекрасно чувствую. — Голос Тони при этом прозвучал грустно и мальчик печально опустил глаза.
— Конечно, — поддакнул Петтерсон. — И тебе будет еще лучше.
— Я и так достаточно хорош, — упрямо повторил Тони. — Зачем мне быть еще лучше?
Петтерсона и Оливера рассмешили эти слова, через какое-то мгновение рассмеялся и Баннер.
— Достаточно здоров, — поправила его Люси. — А не хорош.
— Ладно, достаточно здоров, — покорно повторил Тони.
— Конечно, ты здоров, — начал Петтерсон.
— Я ничего не хочу прекращать, — предупредил Тони. — Я уже достаточно много вещей прекратил в своей жизни.
— Тони, — сделал ему замечание отец. — Дай доктору Петтерсону договорить.
— Да, сэр, — сказал Тони.
— Все что я хочу тебе сказать, — продолжал Петтерсон, — это, что тебе некоторое время нельзя еще читать, но кроме этого — ты можешь делать все, что хочешь — но умеренно. Ты ведь знаешь, что такое умеренность?
— Это значит не требовать второй порции мороженного, — с гордостью отрапортовал Тони.
Все рассмеялись, и Тони довольно огляделся, потому что именно на это он и рассчитывал.
— Именно, — сказал Петтерсон. — Ты можешь играть в теннис, можешь плавать и…
— Хочу научиться играть в бары, — вставил Тони. — Хочу научиться попадать в дугу.
— Можем попробовать, — сказал Баннер, — но ничего не могу обещать. -Мне еще ни разу не удавалось попасть в дугу, хотя я намного старше. С этим нужно родиться.
— Все это тебе можно, Тони, — продолжал Петтерсон, отметив про себя однако, что Баннер пессимист. — Но при одном условии — как только ты начнешь уставать, ты сразу же должен остановиться. Малейшее…
— А если не остановиться? — резко оборвал его мальчик. — Что тогда?
Петтерсон вопросительно посмотрел на Оливера.
— Ну скажи же, — настаивал Оливер.
Петтерсон повернулся к Тони.
— Тогда тебе снова придется лечь в постель и провести там довольно долгое время. Тебе ведь не хотелось бы этого, правда?
— То есть я могу умереть, — развивал мысль Тони, не обращая внимания на вопрос.
— Тони! — воскликнула Люси. — Доктор Петтерсон не говорил этого.
Тони огляделся вокруг себя и Петтерсону показалось, что для мальчика окружающие его люди были в настоящий момент не родителями и друзьями, а подстрекателями и представителями болезни самой.
— Не волнуйтесь, — сказал Тони. Он улыбнулся и выражение враждебности исчезло с его лица. — Я не умру.
— Конечно же нет, — успокоил его Петтерсон, затаив злобу на Оливера, заставившего его участвовать в этой сцене. Он сделал шаг по направлению к ребенку, чуть склонившись, чтобы поравняться с ним.
— Тони, — сказал он. — Я хочу поздравить тебя.
— С чем? — спросил Тони с некоторой настороженностью, видно в ожидании какой-то шутки.
— Ты идеальный пациент, — начал Петтерсон. — Ты выздоровел. Спасибо тебе.
— Тогда я могу это все выкинуть? — спросил Тони и быстрым движением руки снял с себя темные очки. Голос его внезапно зазвучал по-взрослому горько. Без очков глаза его были глубоко посаженными, внимательными, полными меланхолии и одновременно оценивающими, что вносило настораживающую дисгармонию в его худенькое детское личико.
— Может через год или два, — сказал Петтерсон. — Если каждый день будешь делать упражнения. Час
