Робин Шоун
Нежный наставник
Глава 1
Никогда еще Рамиэль не позволял женщине шантажировать себя. Прислонившись к двери библиотеки, он разглядывал посетительницу, остановившуюся перед огромным, от пола до потолка, окном. Его прищуренные глаза внимательно изучали ее фигуру. Дама, облаченная в темную шерсть, была отчетливо видна на фоне желтых шелковых гардин.
Элизабет Петре.
Он не узнавал ее, закутанную с ног до головы в бесформенный черный плащ с капюшоном. Правда, он вряд ли узнает ее и потом, когда она будет лежать под ним, обнаженная, с широко раскинутыми в непристойном призыве ногами.
Он был незаконнорожденным сыном английской графини и арабского шейха. Она — женой канцлера казначейства и дочерью премьер-министра Англии. У каждого из них свой круг общения, и пути их будут пересекаться только в постели, за закрытыми дверями,
Рамиэль вспомнил черноволосую женщину, оставленную им часом раньше. Маркиза Клердонская атаковала его на балу шлюх, где голой танцевала среди других блудниц. Она использовала его для удовлетворения своей неутолимой похоти. На несколько часов он превратился в необузданное животное, каким, как ей казалось, и был на самом деле. Вонзаясь в ее податливое тело, он в исступлении достигал того момента полного расслабления, когда уже больше не существовало ни Аравии, ни Англии, а оставалось лишь одно ослепительное забвение.
Рамиэль, пожалуй, занялся бы и этой женщиной, если бы она не проникла в его жилище с помощью обмана. Он медленно направился к ней по персидскому ковру, застилавшему пол библиотеки.
— Что вам угодно, миссис Петре? Зачем вы с угрозами вторглись в мой дом?
Его утонченное английское произношение не обмануло женщину.
Рамиэль почувствовал охвативший ее страх. Он этого и добивался. Он хотел, чтобы женщина испугалась. Рамиэль стремился показать ей, насколько она беззащитна здесь, в его логове, где ни муж, ни отец не придут ей на помощь.
И вообще он хотел, чтобы она раз и навсегда поняла — его тело принадлежит только ему. Никакие ухищрения не заставят его заниматься с ней любовью. Рамиэль остановился рядом с пылающим канделябром и ждал, пока она обернется. Горящий газ шипел и потрескивал в тишине.
— Подойдите же, миссис Петре, ведь с прислугой вы не были столь застенчивы, — произнес он с издевкой.
Рамиэль знал, чего она хочет. Его уже не шокировали фразы вроде: «Мне хочется попробовать араба» или «Я не прочь переспать с бастардом».
— Чего может желать такая женщина, как вы, от человека вроде меня?
Медленно, очень медленно женщина обернулась — расплывчатая темная фигура в рамке желтых, отливающих золотом гардин. Черная вуаль не могла скрыть удивление, охватившее ее при взгляде на него. Презрительная улыбка скривила губы Рамиэля. Он знал, о чем она сейчас думала, о чем думала любая англичанка, впервые увидев его.
Араб-полукровка не должен иметь волосы цвета напоенной солнцем пшеницы. Араб-полукровка не должен одеваться как английский джентльмен и носить сшитые на заказ костюмы. Араб-полукровка…
— Я хочу, чтобы вы научили меня доставлять удовольствие мужчине.
Голос женщины из-под вуали звучал приглушенно, но в смысле ее слов нельзя было усомниться. Это были совсем не те слова, которые он ожидал услышать.
На какую-то долю секунды сердце замерло у него в груди. Перед глазами замелькали эротические сцены… женщина… обнаженная… овладевает им… так, как только женщина может иметь мужчину… чтобы доставить удовольствие ему… как, впрочем, и себе самой.
Он ощутил жар в паху, его мужская плоть помимо воли начала набухать, отзываясь на возникшие видения. Его мечтам не суждено сбыться, это неподвластно изгнаннику в этой холодной бесчувственной стране, в которой женщины либо использовали его для удовлетворения своих низменных страстей и похоти, либо всячески поносили.
Его охватила безудержная ярость.
На Элизабет Петре, вторгшуюся в его жилище. На самого себя за то, что, дожив до тридцати восьми лет, он все еще не переставал надеяться на чудо.
Рамиэль медленно подошел к женщине, прикрывавшейся респектабельностью. К ее чести, она не отступила перед вспышкой его ярости. Он откинул вуаль с ее лица.
Стоя рядом с ним, она отчетливее видела характерные признаки его арабского происхождения. Он вырос и стал мужчиной в стране, где женщина ценилась вдвое меньше, чем мужчина, где женщину можно было продать, подвергнуть насилию или даже убить за меньший проступок, нежели тот, который она совершила сегодня.
— А теперь объясните еще раз, чего же вы все-таки от меня хотите, — прошептал он вкрадчиво.
— Я хочу, чтобы вы научили меня доставлять удовольствие мужчине, — спокойно повторила она, чуть откинув голову.
Госпожа Петре была не выше пяти футов и трех дюймов ростом, и ей приходилось смотреть на него снизу вверх.
У нее была чрезвычайно белая кожа, того ярко-белого оттенка, который особенно ценился в женщинах, выставляемых на торгах и аукционах Аравии. Он была не слишком юной. Рамиэлю показалось, что ей больше тридцати. Чуть заметная паутинка собиралась в уголках ее карих глаз. Лицо округлое, нос курносый, губы тонкие. На его лице задергался мускул.
— А почему вы решили, что я смогу обучить вас этому искусству, миссис Петре?
— Потому, что вы… — Она не осмелилась произнести его прозвище — Шейх-Бастард. Ей хватило смелости заявиться сюда и обсуждать с ним эротические проблемы, однако она не настолько бестактна, чтобы назвать его ублюдком.
— Потому что вы единственный мужчина, который… — Она никак не могла сказать, что он был единственным мужчиной в Англии, которому на его тринадцатый день рождения подарили целый гарем. — Потому что я слышала… как женщины обсуждали, что, если бы их мужья обладали хотя бы половиной вашего искусства, то в Англии не осталось бы ни одной неверной жены.
Раздражение Рамиэля выплеснулось в едком сарказме:
— Тогда пришлите ко мне вашего мужа, мадам, и я научу его, как сохранить вашу верность.
Элизабет Петре стиснула зубы, по ее лицу, подобному маске сфинкса, нельзя было угадать, какие эмоции обуревали ее — страх, ярость…
— Я вижу, вы стремитесь унизить меня. Что ж, хорошо. Я люблю своего мужа, и он не нуждается в поучениях, скорее наоборот. И сама я отнюдь не стремлюсь завлечь вас в мою постель, сэр. Я всего лишь хочу, чтобы вы научили меня искусству доставлять моему мужу удовольствие, чтобы он увлек меня в свою постель.
Рамиэль моментально остыл.
— И вас не волнует, что грязные руки араба запачкают вас, миссис Петре? — спросил он с затаенной угрозой в голосе.
— Я не боюсь оказаться неверной своему мужу, — парировала она, не повышая голоса.
На мгновение Рамиэль от невольного восхищения потерял дар речи. Элизабет Петре в смелости не откажешь!
Ходили слухи, что у канцлера казначейства была любовница.
Эдвард Петре был незнатного происхождения. Будь он из лордов, его внебрачные связи никого бы не интересовали, но избиратели канцлера принадлежали к среднему классу. А средний класс требовал от своих представителей в большой политике строгих моральных устоев.
Несомненно, Элизабет Петре больше заботила карьера мужа, нежели утрата его услуг в супружеской постели.
— Женщины, любящие своих мужей, не просят чужаков обучать их, — язвительно заметил Рамиэль.
