Отвращение к себе притупило страсть в его бирюзовых глазах.
— Когда ты спишь, прикосновение мужчины так же приятно, как и прикосновение женщины.
— Но когда ты просыпался, ты не чувствовал удовольствия?
— Нет. — События и эмоции, которые она не могла постичь, отразились в одном простом слове. Элизабет прижалась лбом к его лбу.
— Сегодня я записала Ричарда и Филиппа в Хэрроу. Перед расставанием Ричард сказал мне: «Я люблю тебя, мамочка. Пожалуйста, не вини себя за то, что случилось». Я люблю тебя, Рамиэль. Пожалуйста, не вини себя за то, что случилось в прошлом. — Склонив голову, она языком осушила соленые слезы у него на щеках. — Дай мне скрасить твою жизнь, позволь любить тебя.
Он приник к ее губам, их дыхания смешались, а тела, сомкнувшись в непрерывном движении, слились в единое целое. А он все долбил и долбил ее тело, пока они оба, покрытые потом и липкой влагой, не взорвались в общем оргазме. В этот момент с его губ сорвалось: «Я люблю тебя».
Она с трудом открыла глаза.
— Что?
— Bahebbik — я люблю тебя.
Нет, она не заплачет.
— Как это женщина говорит… по-арабски?
— Bahebbak.
— Bahebbak, Рамиэль. — И пока они вновь не погрузились в бурлящий водоворот страсти, она успела прошептать:
— А как арабы называют леденец на палочке?
