Йенс Шпаршу
Маска Лафатера
Глава первая
Нa тринадцатой странице изучаемой рукописи я наткнулся на престранную деталь; она направила мои мысли в новое и абсолютно неожиданное для меня самого русло. Пустячок, казалось бы. Однако стоило задуматься об этом попристальнее, и из головы уже не выходил пистолет в правой руке мнимого самоубийцы, который – о чем его убийца и не подозревал – всю свою недолгую жизнь являлся неисправимым левшой.
Двадцать первого числа я прибыл в Цюрих.
Моя гостиница, «Лимматхоф», располагалась весьма удобно – менее чем в трех минутах ходьбы от Центральной библиотеки на Церингерплатц. Я записался туда на ближайшие дни, дабы просмотреть интересующие меня спорные бумаги по делу о наследстве, хранящиеся в отделе рукописей.
Устроившись в отеле и оставив в номере свой багаж, я позволил себе побродить по вечернему городу. Раз уж я оказался на месте событий, не грех было сразу изучить сцену, на которой они разыгрались. Ничего, кроме пользы, это не принесет.
Месяцем раньше мне позвонил Массольт, мой недремлющий литературный агент.
– Над чем вы сейчас, собственно, работаете? – полюбопытствовал он.
Я отложил в сторону щипчики для ногтей и растерянно уставился в окно;
– В данный момент, – произнес я и тяжело вздохнул, – над Лафатером.
– Ах вот оно что? Очень интересно.
Да, мне тоже так показалось! Ведь вплоть до сего момента я и сам понятия об этом не имел.
– Разумеется, пока я мало что могу сказать на этот счет.
– Понимаю.
– Рукопись будет довольно длинной.
– Так, любопытно. Ну и сколько же страниц у вас уже готово?
– С ходу мудрено на это ответить. Непосредственно за работу я еще не брался. Пока
– Ясно. Ну а название-то по крайней мере у вас уже есть?
– Название? Нет, его я как раз и обдумываю.
– Ну, тогда не смею вам мешать.
На этом, собственно, можно было и закруглиться; пусть пока все переварит. Я хотел закончить разговор, но тут Массольт перехватил инициативу.
– Я задаю вам эти вопросы по одной весьма конкретной причине.
Он выдержал короткую паузу:
– Вами заинтересовался Хафкемайер.
Хафкемайер! Мои губы беззвучно воспроизвели это заветное имя – Хафкемайер, добрый дядюшка из кино! Мне вдруг пригрезилось много, очень много денег…
– В самом деле?
– Да.
– И… чего же он хочет?
– Думаю, и так ясно. Он хотел бы поработать с вами. Кстати, он прочитал вашу последнюю книгу.
Уязвленный, я прикрыл глаза. Мою
Хафкемайер – среди моих читателей, которых по пальцам можно пересчитать! Быть такого не может!
– Итак, – продолжал Массольт, – я посмотрю, что тут можно сделать. Если дело выгорит, полагаю, вам светит хороший аванс.
Вот так и оказался я в Цюрихе четыре недели спустя. В багаже – «Избранные произведения Лафатера» в четырех томах, приобретенные мною в букинистическом магазине – дешевое издание швейцарского издательства «Цвингли», а также папка, хоть и пустая, зато зеленая. А зеленый – это цвет надежды!
К тому моменту я уже успел навести некоторые справки относительно моего героя.
Все это я выписал из справочника. Маловато, разумеется, но для начала недурно. Жизнь полна совпадений, и мне уже случалось сталкиваться с этой темой.
Я вспомнил, как однажды, давным-давно, собирая материалы для очерка о Гете, подошел к Лафатеру совсем близко, почти коснувшись его, однако проскочил мимо, не присмотрелся повнимательнее.
Думаю, здесь таится единственное логическое объяснение того факта, что в разговоре с Массольтом из глубины моего сознания так спонтанно – и совершенно неожиданно! – всплыло имя Лафатера: должно быть, все это время он, притаившись, сидел где-то в моей подкорке, ожидая своего часа, наступавшего лишь теперь.
Итак, он настал! Дальнейшие разъяснения по поводу того, как именно это произошло, думаю, бессмысленны: Хафкемайер уже перевел на мое имя задаток.
Вначале, по словам Массольта, Хафкемайер слегка удивился. Мягко говоря. Тема Лафатера была ему абсолютно чужда и, по собственному его признанию, казалась «пустопорожним занудством».
Вот тут-то Массольту и пришлось сполна проявить свои уникальные способности. И стоило ему это сделать, как из потемок восемнадцатого столетия явился светлый, сияющий образ Лафатера! Образ исследователя границ реальности и суеверия, чьи навязчивые идеи о человеческих лицах вполне отвечали требованиям современного кинематографа. И чем дольше Массольт убеждал Хафкемайера, тем в больший восторг приходил последний. Беседа разгоралась все ярче! Оба голоса звучали все громче! Все горячее обсуждались возможные сцены и ситуации грядущего фильма! Под конец уже создалось впечатление, будто сам Хафкемайер всю свою жизнь ни о чем другом и не мечтал, кроме как снять фильм о Лафатере!
Итак, отступать было некуда; и, как это ни удивительно, уже самые первые мои наброски дали отличный результат.
В «Жизнеописании Иоганна Каспара Лафатера, написанном его зятем, Георгом Гесснером» (Винтэртур, книжный магазин Штайнера, 1802 г.) я наткнулся на одно место, показавшееся мне столь необычным, что я немедленно сделал выписку. И что же говорит зять?
