32
Читать как следует я не умею. Но Агнес не поэтому была разочарована. Она ничего не сказала, а я тоже сидел молча рядом с ней на постели.
— Ты довольна? — спросил я.
— А ты доволен?
— Не знаю, — ответил я. Меня не устраивала написанная концовка. Она мне не удалась, она была неживой, в ней не было правды. Но я хотел, чтобы она была такой, вот я ее и написал. Это было словно решение, принимаемое в новогоднюю ночь, но уже в первые часы Нового года это решение оказывается невыполнимым, так, одни слова, благие намерения. — Концовка всегда дается трудно, — сказал я, — в жизни нет эффектных завершающих жестов, жизнь просто идет дальше.
— Это подарок, — сказала Агнес, — новогодний подарок.
Она попыталась посмотреть мне в глаза, а я обнял ее, чтобы ускользнуть от ее взгляда, и произнес:
— Теперь я переплету это вместе с другими страницами, и у тебя будет книжечка. Под названием «Агнес».
Когда она позднее пришла ко мне из спальни, я еще не приступал к сказанному. Я сидел в соломенном кресле и смотрел на вьюгу за окном.
— Что ты делаешь? — спросила она.
— Я думаю.
— Об истории?
— Да, — ответил я. Кинофильм снова запустился в моей голове.
В следующие дни мной владело беспокойство. И я будто заразил Агнес, ее состояние ухудшилось, простуда мучила ее сильнее. Она жаловалась на горло и сильные, отупляющие головные боли; целыми днями она почти не выходила из спальни. Я соединил концовку с другими листами в небольшую тетрадку. Но как только Агнес засыпала, я продолжал писать историю дальше. Я снова прочел весь текст, кое-что изменил, подправил и заменил концовку на «Финал-2», намеки на который, как я заметил, были уже в самом начале истории. Это была единственно возможная, единственно правдивая концовка.
Когда Агнес спрашивала меня, над чем я работаю, я отвечал, что над книгой о вагонах. Я часто уходил в себя, мне больше всего хотелось работать не прерываясь. У меня было такое чувство, будто я живу только в этой истории, будто все остальное не важно, нереально, словно время, потраченное на еду, на сон бессмысленно растранжирено.
Болезнь Агнес нервировала меня. Я все еще делал ей чай и приносил еду в постель, однако она явно чувствовала мое раздражение и была этим обижена.
— Тебе совсем не обязательно весь день сидеть со мной, — сказала она. — Сходи в библиотеку, если хочешь. Может быть, там Луиза.
— При чем тут это. Мне просто жалко, что ты так проводишь свободные дни. Я сам ненавижу сидеть дома.
— Но тебе и не надо сидеть. Я ведь не смертельно больная. Я совершенно нормально чувствую себя, если лежу в постели.
Я снова пошел к озеру, гулял в парке Гранта. Когда замерз, пошел в библиотеку. Луизы там не было. Я взял какой-то роман и час читал. Не дочитав до конца, сдал книгу.
— Тебя долго не было, — сказал Агнес, когда я вернулся.
— Ты ведь хотела побыть одна.
— Это не упрек, не будь таким обидчивым. Я сказала, что не имею ничего против, если ты выйдешь. Я не говорила, что хочу побыть одна.
— Ты спала?
— Нет. Смотрела телевизор.
— Я думал, тебе надо оставаться в постели?
— Я сидела, закутавшись в одеяло.
Я приготовил, и мы поели на кухне.
— Что мы делаем на Новый год? — спросил я.
— Не думаю, что успею выздороветь к празднику.
— Откуда ты знаешь? Ты что, не хочешь пойти со мной?
— Да нет, я бы хотела. Но я больна. Чувствую себя неважно. Ты был в библиотеке?
— Не ради Луизы. Я замерз на улице и не хотел сразу же возвращаться. Не хотел тебе мешать.
— Ты мне не мешаешь. Я только говорю, что тебе не обязательно весь день за мной присматривать. Я совершенно ничего не имею против того, что ты где-то бываешь. Так же как я ничего не имею против того, чтобы ты пошел на вечеринку к Луизе.
— В самом деле?
— В самом деле.
— Она знает много интересных людей. Это может пригодиться мне для книги.
— Мы ведь и не женаты.
— Это и для нас может быть полезно. Если я останусь здесь, мне важно завести знакомства.
— Не хочу спорить, — сказала Агнес, — я устала и больна.
33
— Волосы твои начинают редеть, — заметила Агнес, — ты стареешь.
Я вошел к ней в спальню, чтобы попрощаться.
— Обещай мне, что возьмешь такси, когда будешь возвращаться домой, — сказала она.
— Может быть, будет поздно. Не беспокойся.
— Ты позвонишь мне в полночь?
— Не могу обещать. Ты ведь знаешь, что творится на новогодних вечеринках в полночь. Но я постараюсь.
Мы обнялись, и она крепко поцеловала меня.
— Всего-всего тебе, — сказала она.
— Ну я же вернусь, — засмеялся я.
— Это в смысле если ты не позвонишь… счастливого Нового года.
В начале двенадцатого я позвонил Агнес.
— Ты позвонил слишком рано, — заметила она.
— Это чтобы не забыть. Что делаешь?
— Ем. Я смотрела репортаж из Нью-Йорка. Там Новый год уже начался.
— Да.
— Мне тебя не хватает.
— Ложись спать. Когда ты проснешься, я буду уже дома.
Луиза стояла радом со мной, пока я разговаривал по телефону. Она иронично улыбалась.
— Твоя маленькая подружка скучает по тебе? — спросила она, когда я положил трубку.
— Она больна.
— Американки всегда больны, но неистребимы. Они следят за тем, чтобы у тебя всегда была нечистая совесть. А если они спят с мужчиной, то говорят об этом так, словно оказали ему услугу. Словно вышли погулять с собакой. Потому что собаке нужно двигаться.
— Агнес другая.
— Можешь в это верить.
Луиза подхватила меня под руку и представила некоторым гостям. Она улыбалась всем и находила для каждого несколько слов, но едва мы оказались вдвоем, она рассказала мне, кто из мужчин уже успел попытать с ней счастья и кто кого с кем обманул.
— Почему, собственно, ты все еще живешь со своими родителями, если их компания тебе так противна?
— Да нет, они в порядке. Они мне не противны.
— Но почему бы тебе не снять квартиру и не пригласить своих собственных друзей?
— Я бы уже давно вернулась во Францию. Но у меня здесь хорошая работа. И мне, в сущности, все
