Чайная

Сяо Лю. Сяохуа, учителя бастуют, а ты с мамой к бабушке собралась?'

Сяохуа. К бабушке!

Ван (нарочно). Сноха, возвращайся скорее!

Сюхуа. Да, отец! Поживем там денек-другой и вернемся. (Уходит вместе с Сяохуа.)

Сяо Лю. Хозяин! Добрые вести. Начальник управления Шэнь одобрил наш план.

Ван. Какая радость! Какая радость!

Сяо Лю. И для ваСесть кое-что приятное! Начальник Шэнь разрешил отремонтировать чайную. Он выслушал меня и сказал «хорошо».

Ван. Что все это значит?

Сяо Лю. Я избавляю тебя от лишних хлопот! Отныне распоряжаться всем буду я. А ты переберешься в другое место! Договорились? Чтоб не морочил мне потом голову!

Ван. Ну что ты! Как можно! Кстати, я и сам решил перебраться в другое место!

Динбао. Ты бы о хозяине подумал, Сяо Лю, ведь он прожил тут всю-жизнь.

Сяо Лю. Видишь ли, я всегда великодушен. Сейчас сбегаю за начальником Шэнем, пусть придет и посмотрит. А ты, хозяин, приведи все в порядок. Надо здесь побрызгать духами, а то пахнет дурно. Ты уж постарайся, Крошка! Ну, я пошел. (Уходит вместе с Динбао.)

Входит Чан Сые с корзинкой, в ней бумажные деньги и земляные орехи, ему за семьдесят, но держится прямо.

Чан. Чем ты так огорчен, друг?

Ван. Ой, брат Чансы, как ты кстати пришел! Сейчас я заварю чай, самый лучший! Выпьем по чашечке! (Уходит.)

Входит Цинь.

Цинь. Хозяин Ван дома?

Чан. Дома! А вы кто?…

Цинь. А я – Цинь.

Чан. Господин Цинь?

Ван. Кто? Господин Цинь? (Вносит чай.) Как раз собирался сказать вам, здесь ожидаются большие перемены. Присаживайтесь! Присаживайтесь!

Чан. У меня тут земляные орешки (достает), очень хороши к чаю!

Цинь. Только нам они не по зубам.

Ван. Какая досада! Есть орехи, да не по зубам! Смешно! Как поживаете, господин Цинь?

Цинь. Никому дела до меня нет. Пришел, хозяин, с тобой поговорить. Ездил в Тяньцзинь на свой завод посмотреть!

Ван. А его разве не отобрали? Или опять вернули хозяину? Вот счастье-то!

Цинь. Снесли мой завод!

Чан, Ван (вместе). Как снесли?!

Цинь. Снесли! Сорок лет жизни я ему отдал! Стерли с лица земли! Никто не знает, а ты, хозяин, все знаешь! С двадцати лет я ратовал за развитие промышленности, чтобы спасти страну! А сейчас… все прахом пошло! Пусть влияние мое ничтожно, и мне их не одолеть, но надо же все делать по-человечески. Ведь это народное достояние! А что они сделали? Все разгромили, машины на лом продали! Ну скажите вы мне, есть ли на свете второе такое правительство?! Есть или нет? Я тебя спрашиваю, Ван!

Ван. Я ведь тоже открыл поначалу хорошую гостиницу, но вам непременно надо было рядом построить склады! И что теперь? Склады опечатали, все, что там было, растащили. А ведь я вам советовал не выпускать имущества из рук, но вам во что бы то ни стало понадобилось все распродать и открыть завод!

Чан. Вспомните, что вы сказали, когда я уплатил за тарелку лапши для матери и девочки, которую мать от нужды продавала?

Цинь. Теперь-то я понимаю! Хозяин, у меня к тебе просьба. (Достает несколько деталей машин и корпус авторучки.) Завод сровняли с землей! А это я там подобрал, среди обломков. На этой ручке моя фамилия. Уж кому-кому, а ей хорошо известно, сколько чеков я подписал! Сколько сочинил планов! Оставляю это тебе! На досуге повеселишь посетителей. Скажешь им: был когда-то такой чудак Цинь Чжунъи, не понимал, что хорошо, что плохо, очень любил свой завод. Не один десяток лет отдал ему, и вот все, что осталось! Посоветуй им кутить, проигрывать деньги! Пусть делают все, что хотят! И никаких добрых дел! Скажи им, что был такой глупец по имени Цинь Чжунъи, что дожил он до семидесяти с лишним лет, и только тогда понял это!

Ван. Ручку оставь себе! Я ведь перебираюсь в другое место!

Чан. Куда же?

Ван. Не все ли равно! У меня все не так, как у вас обоих. У вас было большое состояние, настоящее дело, сильная воля! А большое дерево валится в бурю! Ты, Сые, всегда был смелым, заступался за обиженных. Я же был всю жизнь покорным, только и делал, что кланялся всякому-каждому. Думал только о том, чтобы вырастить детей, чтобы они жили в тепле и сытости, чтобы были здоровы. Но пришли японцы, младший сын сбежал, жена не перенесла горя и померла. Ушли японцы, казалось, можно передохнуть, но кто знал… (Горько смеется.) Ха-ха… ха-ха… ха-ха!