— Почему его не берет милиция?
— Чисто работает. Пока на него нет никаких выходов. Клык — это его кличка — вор в законе. По мелочам не разменивается. Ведет дело с проверенными посредниками. Они дирижируют делами от его имени.
— Расскажите о Клыкове подробней, — раздался за спиной Мудрова голос технического распорядителя. Голос звучал глухо, с сильным армянским акцентом. — Кто он и откуда?
— Клык? Он здесь и родился. В Кизимове. Семья нормальная. Отец работал слесарем в железнодорожных мастерских. Мать — повариха в заводской столовой. Я ее хорошо помню. Когда началась война, отца в первые же дни угнали на фронт. И он сразу погиб. Мать это подкосило, она и сорвалась с нарезки… Поскольку у нас проституции не было.
— Разве? — спросил Рюмин насмешливо.
— Именно, — спокойно возразил Мудров. — Чего вы улыбаетесь? Проституция — промысел. Твердая такса. Постоянная охота за клиентом. А она пошла по рукам, но не за деньги.
— Понял, — сказал Рюмин. — И что?
— А то, что стала ночевать в канавах. Не знаю уж, когда Тимофей совершил первую кражу, только попался пятнадцатилетним пацаном. И его законопатили в трудколонию. Оттуда вышел уже настоящим уркой. Так сказать, получил образование. В восемнадцать лет снова сел за решетку. Получил срок за поножовщину. Сейчас ему пятьдесят один. За время отсидок поумнел. Стал хитрым, осмотрительным. Вошел в статус пахана. Теперь режет людей не сам, а поручает другим. Его дело — считать доходы и планировать операции. Он вроде паука, который сидит под листком и ждет, когда в сплетенную им сеть попадет добыча.
— Могли бы этого паука давным-давно прихлопнуть, — заметил Рюмин.
Мудров скептически усмехнулся.
— У нас, худо-бедно, законность. Плевали на нее только когда за политику прихватывали. Усомнишься, что Леонид Ильич Брежнев друг народа — и, будь добрый, садись. Клык в политику не лез и не лезет, тихо сидит. А шушера, которая вокруг него крутится, показаний на него не давала и не даст. Что страшнее — отсидеть пять лет или жизни лишиться? На всякий случай скажу: убийцы больше всего боятся смерти.
— Неужели так?
— Точно. Продажного штымпа за Клыка пришьют независимо оттого, где он находится — на воле или в зоне. И концов на найдешь.
— Что такое штымп? — спросил Кесоян.
— Стукач, доносчик, — ответил Мудров не оборачиваясь.
— Вы думаете, Клык заинтересовался нами? — снова спросил Кесоян.
— Нет сомнения. Такой зря дел не делает.
— И сколько у него людей?
Теперь Мудров вынужден был повернуться к Кесояну лицом.
— Доверенных? Примерно пять человек.
— Кто они, известно?
— Первый — Владимир Топориков. Кличка Топорок. Тридцать лет. Две судимости. Жестокий, хитрый, ловкий. В молодости был боксером-перворазрядником. Затем Иван Софронович Зотов. Сорок лет. Две судимости. В прошлом тяжелоатлет. Средний вес. Долбежник колет лохов в поездах.
— Что это? — спросил Кесоян. — Я не понял.
— Он карточный шулер. Обдирает дураков.
— Пусть себе играют, если ума нет, — сказал Рюмин. — Таких не жалко. Дальше.
— Дальше — Воробейчик Виктор Сергеевич. Кличка Сухоручка. Из-за поврежденной в детстве руки. Жесток и безрассуден. Еще одна его кличка — Дуся.
— Он гомик?
— Да нет. Первый срок схлопотал по-дурацки, потому и получил кличку. Шел по парку и увидел девчонку с золотыми часиками на руке. Он к ней: «Снимай цацку!» А девчонка крановщицей работала на стройке и знала, как мужиков укрощать. Она его за обе руки схватила и как заорет: «Дуся!» А за кустиками справляла нужду подружка Дуся Задорнова, маляр стройконторы. Бой-баба! Вот они вдвоем обратали Сухоручку и притащили в милицию. Дали ему два года. С тех пор и повелось: Дуся да Дуся. У него три судимости…
— Все?
— Нет. Есть еще один. Ирек Абдуллаев. Работает мастером по холодильникам. Одна судимость. Специалист по драгоценным металлам. Валютчик. Кличка — Сучок.
— Выходит, Кузьма Иванович, мы уже у них на прицеле?
— Думаю, так. И «помогла» вам газетная реклама. Не надо было хвастать доходами.
— Спасибо, Кузьма Иванович, — произнес Рюмин, вставая. — Как говорят, волков бояться — в лес не ходить. Мы взялись за дело, и никто нам не мешает. Как говорится, поживем — увидим…
Долго ждать не пришлось. Клык всегда работал с налета. Через три дня после этого разговора тихим субботним вечером на Лесной улице у дома с цифрой «19» на освещенном тусклой лампочкой номерном знаке остановился потрепанный зеленый «москвич». Открылась задняя дверца, и на тротуар легко выскочил худощавый мужчина в сером длинном плаще. Сунув руки в карманы, он медленно прошелся мимо освещенного окна, в котором маячила чья-то склоненная над бумагами голова.
Убедившись, что улица пустынна, мужчина подошел к крыльцу, поднялся по деревянным, недавно отремонтированным ступеням. Он взглянул на аккуратную металлическую табличку с надписью «Экомастер» и толкнул дверь. Та открылась легко, без скрипа. Мужчина повернулся и сделал знак сидевшим в машине. Открылись обе передние дверцы, и двое крепких парней решительным шагом направились к крыльцу.
Войдя в прихожую, все трое вынули из карманов черные дамские чулки, натянули их на головы. Затем решительно рванули дверь в контору и ввалились внутрь. В руках у двух громил сверкали ножи, третий держал обрез.
— Подними руки, директор! — скомандовал один из вошедших. — И не вздумай шуметь.
То, что произошло дальше, в сценарий банды не вписывалось.
— Всем стоять! — прозвучал повелительный голос. — Не шевелиться!
В дверях, держа в руках пистолеты, стояли четверо мрачных мужчин. Один из бандитов — тот, что держал обрез, — нервно дернулся и тут же, как удар циркового бича-шамберьера, хлопнул зажатый глушителем выстрел. Пуля, пущенная меткой рукой, клацнула по обрезу. Испуганный бандит выронил оружие.
— Бросить ножи! Быстро! — скомандовал Кесоян и красноречиво шевельнул пистолетом.
О половицы стукнули две финки.
— Снять маски!
На этот раз бандиты не спешили выполнять приказ.
— Товарищ Рюмин, — сказал Кесоян. — Помогите робким гражданам. Они вдруг застеснялись.
Рюмин вышел из-за стола, держа в руке пистолет.
— Шли колоть фраеров? — спросил он насмешливо. — Ай, молодцы! Гиганты среди лопухов! И сколько же вас, таких умных, в деле?
Зацепив мушкой пистолета тонкую паутинку капрона, он сорвал с лица одного из гостей чулок, оцарапав до крови его щеку.
— Ба! Никак гражданин Топорок? Какая честь нашему дому!
Троица угрюмо молчала, понимая — влипли крепко. Однако верили: молчание поможет им сохранить воровскую честь.
— Ладно, — сказал Кесоян. — Пусть молчат. До времени колоть их не станем. Будь добр, Левон, укрась мальчиков браслетами. Для порядка. И начни с Дуси. К его бабскому имени браслет — в самый раз!
Приземистый армянин, чернолицый и быстрый в движениях, прошелся за спинами незадачливой троицы.
