Зотов расправил плечи, мрачно сдвинул брови.
— Прости, Клык, но мне эти мужики по душе. Ты, бывало, меня манал, теперь моя очередь…
И он замахнулся ногой.
— Падла! — прохрипел Клыков со злостью и застонал, получив удар по голени.
— Достаточно, Иван Софронович, — сказал Кесоян. — Считайте, вы зачислены в штат. Теперь, Левон, поинтересуйся у гражданина Топорка, согласен он у нас работать или мы расстанемся с ним по недоверию?
Кесоян ткнул ногой тело Сухоручки, которое уже перестало дергаться.
— Я согласен, — сказал Топорок, не раздумывая. — Врезать Клыку?
— Не надо. Вы тоже приняты. А с тобой, Клык, мы поступим так. Сейчас ты помацаешь пальчиками пистолет Левона. Густо, убедительно. Для этого придется тебя минут на пять оглушить. Потом мы вывезем Сухоручку на свалку. Тебя Левон увезет на твоей машине километров за двести и с богом отпустит. Потом мы заявим, что у нас взломали сейф. Подтвердят сторожа Иван Софронович Зотов и Топориков. Их должности у нас именуются именно так. Дальше все пойдет заведенным порядком…
Как ни странно, но именно эти угрозы успокоили Клыкова окончательно. Обостренное чутье хищника подсказало ему, что весь этот цирк предназначен для него, Клыкова, поскольку именно он больше всех и нужен властному и решительному Кесояну. При желании его могли запросто пришить еще дома; что могло быть легче для таких хватов?
— Чего вы от меня хотите? — спросил Клыков. — Дайте сигарету. Я пока еще жив…
— Ну, нахал! — сказал Рюмин изумленно.
— Ничего, нормально, — откликнулся Кесоян. — Мне он нравится.
— Ладно, нравлюсь или нет — мне один хрен, не девочка. Гоните ваши условия.
— Сразу? — спросил Кесоян и оскалился в улыбке. — И не боишься? Скажем — их придется принять. Иначе…
— Догадываюсь.
— Придется подписать контракт, Клык. Мы же предприниматели…
— Это еще посмотрим.
— Левон, заводи машину. Повезешь его с моих глаз подальше!
— Все, начальник, понял. Гони условия.
— Левон, уведи отсюда сторожей. У меня с господином Клыковым разговор с глазу на глаз. Дохлого не тронь, потом уберете…
По субботним дням улицы Кизимова оживляло нашествие военных. Из ближнего гарнизона в городок привозили солдат, получивших увольнение. Воинство растекалось по аллеям местного парка, окружало игровые автоматы, атаковало дискотеку, оккупировало площадку аттракционов.
Именно в субботу Топорок по заданию Клыка нашел в городе нужного человека. Он заметил его в момент, когда тот в толпе зрителей выходил из кинотеатра.
— Постой, сержант, — Топорок коснулся локтя военного. — Просьба есть. Помоги, если сможешь…
Сержант охотно остановился. Охотно потому, что все равно ему делать больше было нечего. Сходил в кино, посмотрел «Первую кровь», которую в гарнизоне, конечно, ни за что не покажут, и теперь брел бесцельно, наслаждаясь вольной волей, отдыхая от казарменного житья-бытья.
— Слушаю вас.
Топорок сконфуженно улыбнулся.
— Не знаю, как и начать… Да и вообще, тебе довериться можно?
— Это вам решать, — пожал плечами сержант. — А в чем, собственно, дело?
Топорок снова изобразил сомнение и колебания, потом махнул рукой:
— Э, была не была! Сам понимаешь, сержант, какое нынче время. Мой кореш купил автомат. Должны же мы, русские, в случае чего оборону держать, как считаешь? Сам-то русак?
Сержант утвердительно кивнул.
— Так вот мы с корешком в оружии ни бум-бум. Штатские до печёнок. Помог бы нам разобраться?
— Всего-то делов? — сержант засмеялся. — Какая система? «Калаш»?
— А что? — удивился Топорок. — Они бывают разные? Да, между прочим, как тебя звать? А то неудобно как-то…
— Елизаров, — ответил сержант и тут же с видом знатока пояснил: — Есть чертова уйма автоматов. «Стерлинг» — английский, МАТ — французский, «беретта» — итальянский, «шестьдесят шесть» — японский, «узи» — еврейский…
— Не-е, друг, — покачал головой Топорок. — Нам с нашим рылом одна дорога — калашный ряд.
Оба засмеялись.
— Ты не волнуйся, сержант, — сказал Топорок доверительно. — Я за совет заплачу. Стольник хватит?
Елизаров сглотнул слюну. Приз за пустяковый совет показался ему астрономическим.
На громыхающем разболтанном трамвае они добрались до конца маршрута и двинулись пешком по заросшей гусиной травкой окраинной улице. Дошли до аккуратного зеленого дома, прятавшегося в глубине яблоневого сада. Топорок открыл калитку, просунув руку в круглую, обтертую по краям до блеска дырку. Широким жестом показал дорогу:
— Прoшу! — Он сделал ударение на польский манер — на первом слоге.
Миновали ухоженный дворик, засаженный цветами, подошли к крыльцу.
— Тимофей Васильевич! — крикнул Топорок. — Мы явились.
На крыльцо вышел Клыков в тапочках на босу ногу, в потрепанных брюках и майке-сеточке.
— Вот, нашел мастера. Он знает толк в газовых плитках…
Елизаров понял: словесный камуфляж предназначен для соседей. Мало ли кто там, за забором…
— Проходите.
Клыков посторонился, пропуская гостя в дом. Когда Елизаров скрылся за дверью, быстро спросил у Топорка:
— Где отыскал?
— Ахметка Мухамедшин показал, чистильщик. Он у него сотню патронов купил.
— Пойдет, — согласился Клыков и, войдя в дом следом за гостем, спросил шутливо: — Как там наша несокрушимая и легендарная?
— Приватизируется, — усмехнулся Елизаров.
— Как это? — не понял Топорок.
— Вон вы автомат купили, — сказал Елизаров. — Другие достают гранаты, пушки…
— Автомат еще не купили, — вздохнул Клыков. — Собираемся, да где взять? Десять кусков выложил бы с ходу.
Елизаров посмотрел на него с интересом.
— Вы серьезно?
— Почему нет?
— Могу попытаться..
— Э-э… Пытаться не надо. В таком деле либо говорят «да», либо «нет». И давай забудем об этом. Я ничего не слыхал, ты — не говорил.
— За десять я достану. Точняк, — сказал Елизаров. — Если только вы серьезно.
— Ромка! — крикнул Клыков. — Выдь сюда! Где ты там прячешься? У нас гость.
Из соседней комнаты, раздвинув бахромчатую портьеру, выплыла молодая женщина. Она была удивительно красивой и яркой: округлый мягкий овал лица, точеный носик, чувственные сочные губы, нежный золотистый пушок над ними. Голубые глаза под черными стрелками бровей светились лукавостью и озорством. На ней было платье в обтяжку, скроенное так, что красивые полные ноги были видны почти целиком.
Елизаров облизал губы, чувствуя, как один ее взгляд обдал его сухим жаром желаний.
— Знакомьтесь, — сказал Клыков. — Моя племянница, Ромелла. В жизни — просто Ромка.
