слишком оскорбленной после того, как узнала, что Алексей увез меня без моего согласия! Он сейчас не слышит меня, он спит во внутренней спальне, а там даже стрельбы не слышно! Но достаточно мне нажать кнопку, которая находится у меня под рукой, — и сработает сирена. Тогда Алексей через несколько секунд будет здесь, за пулеметом. Кстати, у него тоже есть гранаты, и он может здорово побить вас перед смертью! Так что давай договариваться, Петр!
— Что ты хочешь?
— Я хочу впустить вас сюда, чтобы вы взяли Лешку сонного. Он не проснется, он слишком измучен. Но у меня есть условие: ты должен дать слово, что Алексея не убьют и не станут пытать до тех пор, пока мы с тобой не уедем в Россию! Разор был добр со мной, и я не хочу присутствовать при его гибели! Обещаешь, или мне будить Лешку?!
— Я готов дать тебе такое слово, Маша! Но я боюсь, что вы затеваете предательство! Мы все выйдем на открытое пространство, поверив тебе, а Разор нас перестреляет! Мне нужны гарантии!
— Какие?
Голован немного подумал.
— Давай так: ты открываешь дверь и выходишь во двор! Наши бойцы будут держать тебя на прицеле. Если Разор откроет огонь, первая наша пуля достанется тебе, Маша. Слышишь, Алексей?! Первую пулю получит Мария!
— Да нет его здесь, Петр! Спит он! Я согласна на твое предложение. Но и ты должен дать слово. Я не вынесу, если Лешка умрет в моем присутствии! Обещаешь, что этого не будет?
— Даю слово. Разор останется цел, пока ты будешь находиться тут. Но потом я отдам его джигитам, уж не взыщи! Удовлетворяет тебя такой договор?
— Вполне!
— Тогда открывай дверь!
Маша с трудом отомкнула покореженный пулями замок и вышла во двор. Она пошатывалась, но продолжала прихлебывать из кружки.
Осторожно, держа наготове автоматы, к девушке приблизились четверо джигитов. Они обступили ее. Из дома никто не стрелял. Подождав немного, начали подтягиваться остальные бандиты. Последними решились подойти главари — Голован, Рустам и Хасанов.
Увидев Астахова, Маша медленно двинулась к нему.
— Петр… — произнесла она обессиленно. — Боже мой, как же я устала…
— Да ты совсем пьяная, Машка! — воскликнул Голован.
— Нет… Выпила немного. Для храбрости… Как он подло меня обманул!
— Разор?
— Да. Простить не могу! Мне-то казалось…
— Казалось, что ты сама приняла решение? Натянула нос Головану? — сказал Астахов насмешливо. — Эх ты, школьница! Поиграть во взрослую жизнь вздумала? Отшлепать бы тебя, дуру, да жалко.
— Не надо шлепать. Я и так ушибленная… судьбой… А впрочем, делай что хочешь. Я ведь твоя собственность.
— Ты это поняла наконец? Больше не станешь взбрыкивать?
— Нет. Если уж быть вещью, то лучше твоей. Ты, по крайней мере, бережешь свои вещи.
— Хорошо, что ты и это поняла. Ладно, идем. Показывай, где Лешка.
Нетвердой походкой Маша проводила Голована и его бойцов в дом, довела до внутренней спальни.
— Разор здесь. Он безоружен.
— Вперед, парни! — приказал Астахов своим.
Блатные ворвались в комнату и скрутили спящего Алексея так быстро, что тот не успел еще толком проснуться, когда его руки оказались скованы за спиной наручниками.
Астахов и Маша вошли в комнату. Мстя за погибших товарищей, бойцы били не способного сопротивляться Лешку.
— Уйми их, — тихо попросила Мария.
— Прекратить! — распорядился Голован. — Я обещал временную неприкосновенность! Кто его еще раз тронет без команды, того сам пристрелю! Поняли?!
Бандиты, сдерживая злость, отошли от Алексея. Тот перевернулся на полу, сел.
— Все-таки ты сдала меня… — тоскливо сказал Разор, глядя на Машу. — Стерва…
— Конечно, сдала! — ухмыльнулась Мария. — Не подыхать же вместе с тобой!
— Я ведь отпускал тебя! Почему ты не оставила мне права хотя бы умереть без мучений?!
— А почему ты не оставил мне права самой решать свою судьбу? Почему похитил меня и чуть не угробил?! Почему?!
Алексей промолчал, отвернулся.
— Его можно отправить в подвал, — сказала Маша Головану. — Пойдем, покажу, где это.
Разора отвели вниз, но не в то помещение, где хранилось мясо, — там было слишком холодно, — а в соседнее, где лежали консервы, крупы, картошка. Алексея швырнули на пол, сковали ноги, заперли. Двух бойцов Астахов оставил стеречь дверь.
— Он правда тебя отпускал? — спросил Голован Машу, пряча в карман ключи от подвала.
— Правда… — потупилась Маша.
— Что ж ты не ушла?
— Я боялась его… После того, как узнала, что он все время мне врал, я боялась. Еще стрельнул бы в спину…
— Ну, это ты выдумываешь. Не такой он человек. Впрочем, ты могла не разобраться, струсить, обозлиться… Что взять с бабы? Да еще с такой стервы! — Голован улыбнулся, обнял Машу за плечи. Девушка прильнула к нему.
— Ты простил меня?
— Простил, простил… Хотя сам не понимаю, как я могу тебя прощать. Сентиментальным становлюсь… Скажи, в доме есть выпивка?
— Конечно. Разве по мне не заметно?
— Я имею в виду — ее достаточно? Хватит на всех?
— Да, там много водки «Абсолют». Хорошая водка, мы пили… с ним. Еще есть вино, грузинское, крепленое, два небольших бочонка.
— Всего два? Мало для такой оравы. Тем более джигиты вина не пьют, им Коран запрещает потреблять продукт из винограда. А вот о спирте Магомет не говорил…
Маша подвела его к нужной двери. Астахов вытащил связку ключей.
— Вот этот, — ткнула она пальцем в один из них. — Открывай.
Голован открыл. Мария первой вошла в помещение, схватила бутылку.
— Откупорь! — потребовала она.
— Зачем сейчас? — удивился Астахов. — Накрой прежде стол, закусок приготовь, я отряжу людей в помощь…
— Неужто горцы станут выполнять женскую работу на кухне? — спросила Маша насмешливо.
— Горцы не станут. Но есть еще шестеро моих ребят. Двое охраняют Алексея, четверо помогут тебе.
— Все равно откупорь! Водки хочу!
— Нечего! — прикрикнул Астахов. — Ты и так уже… Протрезвей. Тебе еще готовить.
Маша покорно опустила руку с бутылкой.
Стол накрыли на первом этаже, в самой большой комнате. Она, собственно, и предназначалась для застолий. Алексей, видимо, надеялся, что когда-нибудь сможет использовать свое горное убежище в ином качестве. Мария помнила, как однажды он фантазировал на эту тему: избавимся, мол, от преследования Голована да создадим здесь гостиницу для охотников. Махкам будет за егеря, а мы — всегда при куске хлеба с маслом.
Часа через три приготовления закончились и Голован, уже чувствующий себя тут хозяином,
