За прошедшие дни Саския во всей полноте успела прочувствовать тоску и боль утраты. Она благодарила Всевышнего за то, что перед смертью ее отец не долго мучился. Девушка много думала об отце и Марле, о событии, происшедшем много лет назад. Она понимала, почему отец согласился на эту связь, помнила, в какой тоске он пребывал после скоропостижной смерти жены, знала, как дорог в тяжелой ситуации каждый добрый взгляд и слова сочувствия. Должно быть, отец с горя кинулся в омут любви юной девушки.
Саския повесила сумочку на плечо и взяла со столика ключи. Такси вот-вот должно было подъехать. Девушка спешила. Выйдя за дверь, она от неожиданности сделала шаг назад. В полумраке лестничной площадки неясным силуэтом вырисовывалась фигура стройного мужчины в черном костюме.
— Я вызвал лифт.
— Разве ты не улетел?
— Я буду сопровождать тебя на похоронах.
— Это излишне и, пожалуй, не очень уместно.
— Я думал, мы решили забыть все старые счеты и недоразумения.
— И обойдемся без новых.
— Правильно. Я хочу проводить твоего отца с чистой совестью и легким сердцем. Ты мне позволишь?
Саския ничего не ответила. Она вышла из подъезда, остановилась на крыльце и проговорила:
— Я подожду такси.
— Я отослал его. Надеялся, что ты согласишься поехать со мной, — Алекс подошел к ней.
— Я не уверена. Не понимаю, зачем. Все кончено, не так ли?
— Перестань. Едем, — он нежно обнял ее за плечи и повел к своей машине.
На похоронах было мало народа. Миссис Шарп из квартиры напротив, сиделка, пара старинных отцовских друзей-компаньонов по игре в бридж. Во время короткой прощальной церемонии Саския никак не могла оторвать взгляд от богато украшенной цветами крышки гроба. Уходя с кладбища, она вложила свои пальцы в ладонь Алекса и прошептала:
— Спасибо, что был рядом.
Садясь в машину, девушка устало выдохнула:
— Ну, вот и все.
— Когда вернемся, я сделаю тебе горячую ванну.
— Я очень хочу спать, все остальное подождет. Холодно, я замерзла.
Алекс крепко обнял дрожащую Саскию, она не сопротивлялась, напротив, доверчиво прижалась к нему. Дома он осторожно раздел ее и отнес на кровать, затем укутал теплым одеялом и устроился рядом.
— Я люблю тебя, — прошептал Алекс, зарываясь лицом в ее мягкие волосы, но девушка уже спала.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Проснувшись, Саския почувствовала себя значительно лучше. Ночь промелькнула, как один миг, оставив после себя ощущение удивительной неги. Девушка смотрела на лежащую рядом подушку Алекса и улыбалась. Его не было в комнате, но Саския чувствовала, он где-то рядом. Дверь в спальню приоткрылась, на пороге показался Алекс с подносом в руках. Девушка ощутила запах свежесваренного кофе.
— Видишь, я во время, ты как раз проснулась. Выпей кофе и иди, умывайся, скоро будет готов омлет.
— Я умираю от голода, — улыбнулась Саския, накидывая халат.
Добравшись, наконец, до ванной, девушка посмотрела на свое отражение в зеркале и ужаснулась: волосы спутаны, макияж растекся по лицу, глаза похожи на две черно-зеленые кляксы. Она тщательно умылась и привела в порядок волосы.
— Быстрее в постель! Что ты так долго? — раздался нетерпеливый крик из спальни.
Саския забралась под одеяло, откинулась на взбитую подушку и уставилась на обильно уставленный поднос.
— Замечательно! — она накинулась на омлет, пока Алекс наливал ей очередную порцию кофе.
— Этого тебе будет достаточно? — без тени иронии поинтересовался он.
— Пожалуй, от десерта стоит воздержаться, а то я поправлюсь. Но огромное спасибо, — девушка отхлебнула из чашки. — Я благодарю тебя не столько за еду, сколько за то, что ты был со мной весь вчерашний день… и вечер. Ты не послушал мои возражения и пошел на похороны. Спасибо.
Алекс отставил поднос на прикроватную тумбочку:
— Знаешь, это было очень важно для меня. Я чуть ли не четверть века лелеял ненависть к человеку, которого на самом деле мне следовало благодарить за то, что он вырастил такую отважную, бескомпромиссную и талантливую дочь, как ты.
На глазах Саскии выступили слезы радости, она потянулась к почти опустевшей за последние дни коробке с бумажными салфетками.
— Я столько плачу в последнее время, удивительно, что меня до сих пор еще не смыло, — пошутила она, смешно сморкаясь. — Разве ты не собираешься возвращаться к себе?
— Это будет целиком и полностью зависеть от твоего ответа. Можешь ли ты простить меня за тот вред, который я тебе причинил, за то унижение, которое ты из-за меня испытала?
— Ты уже извинялся.
— Нет, не так. Мне жизненно необходимо, чтобы ты простила меня.
— Почему для тебя это так важно?
— Потому что иначе мы не сможем быть вместе. А я хочу именно этого. Весьма дерзкое заявление после всего происшедшего, я знаю. Но я люблю тебя, Саския.
— Любишь? — она закрыла глаза.
— Люблю. Я совсем недавно догадался, как умные люди называют то чувство, которое я к тебе испытываю, — улыбнулся Алекс.
— Правда, любишь?
— Что мне следует сделать, чтобы ты мне поверила? — прошептал он.
— Я так давно жду этих слов, я отказываюсь верить собственным ушам. Мне страшно!
— Может быть, когда-нибудь ты тоже сможешь полюбить меня.
— Я уже люблю тебя, Алекс. Всегда любила. Даже если очень захочу разлюбить, у меня не получится. Все эти годы, чем больше ненависти ты во мне вызывал, тем сильнее я привязывалась к тебе. Это так. Я никогда не переставала тебя любить.
Алекс нежно поцеловал Саскию. Ему показалось, будто время вернулось на восемь лет назад, и не было этих мучительных лет, полных злобы и ненависти.
ЭПИЛОГ
Жизнь и впрямь замечательная штука! Саския задержалась на террасе, наблюдая за Алексом. На руках у него покоился крохотный сверток, он осторожно укачивал маленькую Софи. Их дочь родилась месяц назад, и все последнее время Алекс наслаждался ролью отца. Саския не могла не признать, эта роль удавалась ему на славу.
Алекс не сводил глаз с крохотного детского личика, прислушивался к дыханию малышки. Он улыбался каждому ее зевку и каждому вздоху. Дочь стала средоточием всех его помыслов, смыслом его жизни.
Уже год Саския была женой Алекса и носила его фамилию. Теперь она и представить себе не могла, как бы жила без мужа и дочери.
