ничем не выдать сильнейшую душевную муку. — Ты уже никогда не узнаешь, как мне тебя не хватает. Почему тебе было суждено уйти из жизни так рано?» Для него тот факт, что Ги порвал с семьей и эмигрировал в Америку восемь лет назад, только усугублял тяжесть утраты.
Не подозревая о его подлинных чувствах, Лаура дала выход охватившему ее негодованию на родичей покойного мужа. «Если Энцо так сильно волновала судьба брата, почему же он раньше ни разу не посетил его в Штатах? — думала она. Или не попытался примирить Ги с отцом? Если его любовь к брату была так сильна, как он сейчас выказывает, то в его власти было восстановить согласие в семье».
В этот момент из кухни раздался детский голосок:
— Мама, ты почему от меня ушла? С кем ты разговариваешь?
Как по мановению волшебной палочки, с лица Энцо исчезло скорбное выражение.
— Ваш сын? — спросил он; в его голосе прозвучали подлинная теплота и взволнованный интерес.
— Да, — ответила она приглушенным голосом, — его зовут Паоло.
— Ги писал нашей матери о его предстоящем рождении незадолго до своей гибели. Мне бы очень хотелось взглянуть на него.
Его присутствие создавало в квартире какую-то напряженность. Лаура не отводила от него глаз в надежде услышать несколько больше того, что он сообщил ей до сих пор.
— Пожалуйста… проходите, — наконец вымолвила она, дав ему знак следовать за ней.
Глаза Паоло расширились, когда они вошли в кухню. Даже недоумку стало бы ясно, что мужчины в этой квартире крайне редкие гости.
— Ты кто? — спросил ребенок, пристально глядя на темноволосого незнакомца.
Для Энцо Паоло, несмотря на зеленые глаза, унаследованные от матери, предстал как живое воплощение трехлетнего Ги, неотступно следовавшего за ним, своим старшим братом, — ему тогда было шесть. Пятнышко томатного соуса возле рта только усиливало это впечатление. Энцо сам удивился нахлынувшей на него нежности — ребенок сестры Кристины никогда не вызывал у него умиления.
— Это твой дядя Энцо, брат твоего папы, — объяснила Лаура, так как стоящий рядом мужчина, похоже, лишился дара речи.
Паоло знал отца только по фотографиям. А у Лауры не было брата. Не зная, как вписать дядю в привычный ему мир, мальчик молчал и смотрел в недоумении.
Энцо торжественно взял пухлые детские пальчики и пожал малышу руку, как взрослому.
— Очень счастлив встрече с тобой, nipote mio! — сказал он. — Такой красивый мальчик! Ты похож на папу и со временем станешь смелым мужчиной.
Взглянув на Лауру, Энцо заметил слезы в ее глазах.
— Я, кажется, помешал вашему обеду, — тихо заметил он, догадываясь, что дальнейший разговор на эту тему причинит ей боль. — Может, мне зайти попозже?..
— В этом нет необходимости, — сказала она, нерешительно протягивая руку к буфету, чтобы достать с полки еще бокал. Хотя он довершил сумятицу сегодняшнего дня, ей не хотелось, чтобы он ушел. Кроме Паоло и родителей, которые всегда отсутствовали, находясь на археологических раскопках, у нее больше не было близких. Его любовь к Ги и непритворная нежность к Паоло победили настороженность Лауры. — Не желаете присоединиться к нам?
На лице Энцо вспыхнула улыбка, которая смягчила его суровость.
— В самом деле? Буду в восторге. Надеюсь, что вы не станете возражать… — он взглянул на тарелку Паоло, — если я откажусь от спагетти и разделю с вами салат? На месте малыша я бы даже не взглянул на спагетти, когда рядом такое аппетитное блюдо.
— А он их предпочитает всему, — она пожала плечами. — Для вашего брата я готовила разные блюда. А теперь я себя не очень утруждаю этим.
Они примостились на краю стола за салатами и вином, которое Энцо вполне оценил — достаточно сухое, но не кислое. За едой Лаура посвятила его в некоторые подробности своей жизни с Ги, рассказала о рождении Паоло и его воспитании и о своей карьере, умолчав о собственном одиночестве. Возможно, о последнем он догадался. Хотя ее догадка о том, что у него пылкий темперамент и что он подвержен вспышкам гнева, не поколебалась, Энцо пока ограничивался тем, что просто кивал, не делая никаких замечаний, и продолжал слушать с неукоснительным вниманием все, что Лаура говорила.
Человек богатый и избалованный, привыкший, возможно, к прекрасному фарфору, столовому серебру и хрусталю, он явно не вписывался в ее симпатичную, но скромную кухню. Однако Энцо, казалось, чувствовал себя вполне непринужденно, словно есть, примостившись за простым кухонным столиком, было для него привычно.
Когда разговор прерывался, он внимательно наблюдал за Паоло и присматривался к окружающей обстановке, словно делая для себя какие-то выводы. Один раз его рука легла на обложку альбома с зарисовками. Он собрался было открыть и перелистать его, но Лаура отвлекла его от этого, предложив чашку кофе. Моментом позже она убрала альбом за пределы досягаемости, а именно — на холодильник, так как хотела избежать его знакомства с дворянином шестнадцатого века, слишком часто мелькающим среди зарисовок.
По ее предложению они перешли пить кофе в гостиную. Паоло вернулся к своему драгоценному треку, имитируя голосом визг и скрежет несмазанных тормозов, когда его миниатюрные гоночные машинки преодолевали повороты, сооруженные из шпилек и заколок для волос.
— Гоночные машинки — это подарок Ги, — объяснила Лаура, доставая из книжного шкафа альбом с фотографиями.
— Но я думал…
— Он начал собирать их для «сына» сразу же, как только узнал, что я жду ребенка.
Их колени были рядом, хотя и не касались, когда они, усевшись на диване, стали просматривать альбом, страницы которого шли в хронологическом порядке. Первые несколько листов содержали снимки, сделанные, когда они с Ги еще только встречались. Затем последовали свадебные, снимки на гонках и серия любительских портретов, любовно, хоть и неумело, сделанные Ги, когда она была беременна.
— Нетрудно заметить, как сильно мой брат любил вас, — сказал Энцо, взглянув грустными темными глазами в глаза Лауры. — Об этом так красноречиво говорят фотографии.
Застигнутая врасплох, она внезапно ощутила всплеск глубокой печали. Не желая, чтобы он заметил это, Лаура быстро поменяла тему разговора.
— Не могу скрыть любопытства, — спросила она, — неужели вы проделали весь этот долгий путь из Италии только из-за нас?
Энцо сделал глоток ароматного, только что приготовленного кофе.
— Не совсем так, — ответил он. — Обстоятельства вынуждают меня послезавтра вылететь в Детройт для срочной встречи с одним из наших американских поставщиков. Но я надеялся…
Его слова повисли в воздухе, едва он взглянул на нее.
Несмотря на все баррикады, воздвигнутые ею за это время на случай, если Росси почему-либо проявят интерес к ее сыну, Лаура не могла скрыть уязвленной гордости и своего раздражения. «Зная их отношение к Паоло, — подумала ока, — смешно даже воображать, что он полетит за океан ради племянника».
— По правде говоря, я уже давно хотел разыскать вас, и мать дала мне ваш адрес, — добавил он, решив, что именно это у нее на уме.
Ее настороженность не уменьшилась.
— И что же заставило вас решиться на это именно сейчас? Ги мертв вот уже четыре года. А вы наверняка регулярно посещаете Америку по делам.
— Вы правы! Посещаю.
— Тогда?..
Его губы тронула гримаса сожаления.
— Мой отец болен, но я не хочу, чтобы вы думали, что это единственная причина.
«Вот как! — подумала Лаура с раздражением. — После того, как Умберто вел себя по отношению к нам, они смеют надеяться, что мы все простим и забудем!»
— Видимо, это связано с его высоким давлением? — спросила она, умышленно вникая в детали, чтобы не потерять нить разговора. — Ги говорил мне о его недуге. Собственно, из-за этого он не бывал в Италии и не пытался помириться с отцом после ссоры… не хотел волновать его… боялся удара…
