— Уже легче, — сказал следователь, кидая в рот конфетку из стоящей на столике вазочки. — Значит, кто-то всучил ему эти леденцы, и этот кто-то находится в поезде, потому что на остановках, судя по показаниям, Свищевски не выходил и ничего не заказывал. Кто мог это сделать?
— Кто-то, кому Свищевски доверял, — произнес Дэвид, сдерживая зевоту. Две ночи не спать — ему это было в новинку. — И кому мог рассказать о своём плане.
— Кстати, — вспомнил Теодор, — когда его вынимали из петли, пену он пускал самостоятельно, без помощи мыла. Возможно, такое решение ему тоже кто-то подсказал.
— Кто? — вопросил Бессмертных и съел еще одну конфетку. — Кому мог довериться Свищевски? Да, он болтал направо и налево, но кто согласился бы его выслушивать? От него все бегали, как от чумы, насколько я помню.
— Не только выслушивать, но и давать советы, — добавил Дэвид. — И вообще, втереться к нему в доверие, иначе как бы удалось всучить парню это мыло и леденцы?
— Кто-то очень убедительный. Очень доброжелательный. Очень… располагающий к себе, — сказал доктор. — Из тех людей, которые могут говорить часами, и ты уже не помнишь, о чем изначально шла речь, они просто вводят в подобие транса…
— Хм, — произнес Бессмертных.
Повисла пауза. Молчали оперативники, подавленно молчала Каролина. Сопел Дэвид.
— Коммивояжер, — негромко сказал доктор.
— Вы уверены?
— Нет. Но это единственное, что приходит на ум. Он едва не заговорил меня, а для этого требуется немалое мастерство. У него в чемодане, если мне не изменяет память, а изменяет она мне крайне редко, было мыло именно такой марки и пакетики точно таких леденцов. Жаль, я не обыскал его тогда… — проговорил Немертвых.
— И наш страждущий юноша где-то наткнулся на этого говорливого господина, — подхватил Бессмертных. — Или тот нарочно его подстерег, что было несложно. По-моему, весь экспресс уже осведомлен об этой истории любви…
— Не издевайтесь! — сказала Каролина.
— Простите, дорогая, — примирительно ответил следователь. — Пусть будет пагубная страсть… Итак, коммивояжер подловил Свищевски, выслушал его, утер слёзы… и, очевидно, научил, как сделать следующую публичную попытку суицида более достоверной. Подменить конфеты — дело техники, на это любой мало-мальски способный карманник способен. Так что, будем брать его?
— Имя? — отрывисто спросил молчавший до той поры Пол Топорны.
— Вильям Трепайло, — ответил доктор, и Пол принялся заполнять бланк. — Он от меня отселился. Но, поскольку я точно видел его в вагоне после очередной остановки, он должен быть здесь. Позволите?
— Нам нужно признание, Теодор, — сказал следователь. — Настоящее.
— Никаких проблем, — заверил Немертвых, снимая сперва строгий сюртук, а за ним и жилетку. — Будет вам признание.
Неожиданно под плотной жилеткой, добавляющей объема фигуре, обнаружился не человечек- колобок, а хоть и невысокий и плотный, но хорошо сложенный мужчина. У доктора Немертвых появилась какая-то хищная пластика движений, а взгляд лишенных пенсне глаз вовсе не казался растерянным и расфокусированным, как обычно у близоруких людей.
— Я недолго, — сказал доктор и скользнул за дверь каким-то совершенно неуловимым движением. Оперативники переглянулись в восхищении. Бессмертных усмехнулся. Дэвид таращил глаза. Пол заполнял бланк. Каролина молча полировала ногти.
Ждать пришлось и впрямь недолго: спустя полчаса доктор вернулся, без особых усилий волоча за шиворот коммивояжера Трепайло. Тот, хоть кляпа у него во рту не оказалось, не пытался даже скулить. Правая рука его была аккуратно перебинтована, а еще Трепайло сиял роскошной лысиной, потеряв где-то парик.
— Вот, — сказал Немертвых, скинув груз на руки оперативникам. — Дворецкий старшего кузена Свищевски, в прошлом известный отравитель.
Присутствующие покивали: всем было известно, что из отравителей получаются лучшие дворецкие и наоборот.
— Прикидывался коммивояжером, — говорил доктор, облачаясь в жилет, сюртук, надевая пенсне и снова превращаясь в неуклюжего коротышку, — и довольно успешно. Как вы и предполагали, Руперт, он легко окрутил юного Герберта. О его штуках с хининовыми леденцами он знал от хозяина, продать парню свежих ничего не стоило… Кстати, это он сказал ему, что наша дорогая Каролина — та самая знаменитая Каролина Кисленьких. Далее — дело техники.
— А признание? — въедливо спросил следователь.
— Подпишет, — хмыкнул тот. — Пара иголок под ногти — и он начал сдавать хозяев с потрохами. А если, скажем, раскалить кочергу…
— Ну, Теодор, мы же не фантастический роман пишем! — возмутился Бессмертных.
— Погорячился, — хмыкнул тот. — Хм… одно несомненное преимущество этой истории — я уж точно буду путешествовать без соседа!
— А Герберта всё-таки жаль… — невпопад сказала Каролина.
— Ну хотите, я почитаю вам вслух его стихи? — предложил Дэвид самоотверженно. — У него в купе нашлась целая кипа…
— Нет! — воскликнула женщина, и инцидент был исчерпан.
Мнимый коммивояжер подписал все, что от него требовалось, — ему хватало одного взгляда на ласковую улыбку доктора, чтобы начать подписывать всё подряд, пусть бы даже ему подсунули его собственный смертный приговор, — и Берт увел его, чтобы сдать властям на первом же полустанке. С остальным предстояло разбираться местным органам скоросудия.
Прочие разбрелись по своим делам, только Каролина и Ян задержались в коридоре.
— Госпожа Каролина, я хотел бы вам сказать…
— Знаете, Ян…
Они умолкли.
— Говорите вы первая…
— Ян, это очень необычный размер, — собравшись с духом, начала Каролина. — Но… это не для широкой публики. Я думаю, это можно было бы издать малым тиражом, но и то — эта игра слов вроде «Кароль» и «король»… Право, я не рекомендовала бы.
— Я сам так думал, госпожа Каролина, — вздохнул оперативник. — Пусть останется для внутреннего использования, так сказать…
— А вы что хотели мне поведать?
— Да я насчет нового вашего романа, госпожа Каролина, — замялся Ян. — Вроде бы всё хорошо начинается, ну, как всегда… а как появляется эта блондинка, так Кривой с Хромым вроде ума лишаются! Ну правда, вот вы на нас с Бертом посмотрите: сколько нам красоток попадалось… хоть вас взять! Так разве бы мы себе позволили, когда на службе? Да господин Бессмертных нас бы сразу… — Ян провел ребром ладони по горлу. — Вот когда приключения, там всё здорово, госпожа Каролина. И даже пускай Хромой эту свою прекрасную незнакомку обожает, это бывает, вон, Берт старую открытку с собой таскает… ему не говорите, что я сказал, убьет же… Актриса эта померла давно, может, или ей уж за полвека перевалило, а он с ней разговаривает, как будто она тут вот сидит, напротив! Так что тут всё очень даже жизненно. — Он перевел дыхание. — А блондинок не надо, вот истинное вам слово. Даже красивых и злодейских. А то всё внимание будет им, а расследованию что? Рожки да ножки!
— Вот я так и чувствовала, что у сценаристов дурной вкус, а интуиция меня не обманывает! — торжествующе сказала Каролина и обняла Яна. — Блондинку выброшу, несложно. Спасибо вам…
— Да я что… я так… — смутился тот и поспешил ретироваться.
— Ну-с… — хищно сказала Каролина, склоняясь над возвращенной рукописью и свободной рукой гладя манто. — Значит, никаких злодейских блондинок… Не будем изменять себе!
Она потянулась и вдруг подумала, что в вагоне как-то очень тихо. Неужто господин Сверло-Коптищев
