тепличных условиях. Война требует гораздо строже, чем мы думали. Да вы и сами убедились. Плохие погодные условия в этой войне преподали нам тяжелый, но нужный урок. Важно правильно сделать выводы из этого урока. Летать при безоблачном небе можно научить и медведя. Тут ума много не требуется. Все видно: капот, горизонт, земля, и не нужно никакого образного представления положения самолета в пространстве. Мы должны добиться и добьемся, чтобы в первую очередь летчики-бомбардировщики нашего округа были не хуже летчиков спецполка Стерлигова [Б. В. Стерлигов — основатель штурманской службы советских ВВС. Был Главным штурманом ВВС. В декабре 1939 года под командованием Стерлигова был сформирован из опытных летчиков бомбардировочный полк для действий ночью и в сложных метеорологических условиях]. Надо до мелочей изучить и использовать их опыт подготовки летчиков и особенно ЗОС [ЗОС — сокр. Земное обеспечение самолетовождения]. Наконец, необходимо обобщить опыт боевых действий авиации округа. Все-таки сделано сорок семь с половиной тысяч самолето-вылетов. Есть примеры успешного выполнения боевых заданий в сложных погодных условиях.
Возможно, следует положить их в основу методики обучения и широко пропагандировать. Мы сейчас пропагандируем геройские подвиги наших летчиков, одиннадцать раз приземлявшихся на территории противника, чтобы спасти боевых друзей, севших там на вынужденную. И это правильно. Но нам не менее важно пропагандировать успешное выполнение задания в трудных погодных условиях. Не скрою, когда я добивался вашего назначения в наш округ, то надеялся возложить эту трудную задачу на вас.
Немного подумав, Птухин продолжил:
— Наша победа в финской кампании — это только передышка. Цена этой передышки дорогая очень. Но, чтобы она не стала дороже, необходимо использовать ее бережно, ведя счет на дни, часы, может быть, даже минуты. В соответствии с приказом № 120 наркома обороны по боевой подготовке на летний период начнем перестройку обучения летчиков. Никаких послаблений! Как на войне, даже труднее. Пусть на войне потом покажется легче, чем на учении. У нас составлен план проверки частей. Начнем с Мурманского направления. В деталях с планом вас познакомит начальник штаба Новиков…
Это было похоже на конец разговора, потому что командующий взялся за телефон, прочитав записку, положенную адъютантом.
— Степан Акимович, что же это вы? Честное слово! Зачем такие формальности! Я всегда рад вас видеть… Конечно, жду… Да нет, никаких срочных дел нет…
Комбрига Степана Акимовича Красовского Птухин встретил у двери. Для него Степан Акимович остался уважаемым старшим комиссаром, как когда-то в Клементьевских лагерях, где Птухин был всего лишь командиром звена. Теперь служебные положения их существенно изменились. Красовский во время войны командовал авиацией 14-й армии Мурманского направления и подчинялся командующему авиацией Ленинградского военного округа Птухину.
У них было что вспомнить. У обоих путь в авиацию был далеко не легким. Вспомнили друзей и сослуживцев. От души посмеялись над чудачествами общего своего командира Ширинкина, который, отрабатывая срыв в штопор на высоте сто метров, врезался в землю на «ньюпоре», сломал ногу и уже на носилках со слезами на глазах причитал: «Погиб красный воздушный ас Ширинкин». Вспомнили и совсем еще свежие события финской войны, успехи и неудачи боевых вылетов.
Авиация округа со стороны напоминала сезонный перелет птиц. Одни полки улетали на полевые аэродромы по плану боевой подготовки, другие — осваивали новы-; места базирования, третьи — перегоняли самолеты для новых формирований. ВВС никогда еще не готовились так интенсивно, как сейчас. Недавно сменивший Ворошилова нарком Тимошенко выводил работу армии на форсированный режим. Было увеличено учебное время для мотопехоты до девяти часов в сутки, для пехоты — до десяти часов. А для авиации, шутили летчики, нарком сократил учебное время сроком от зари до зари.
Руководящий состав армии находился под впечатлением недавно прошедших боев в финской кампании. Генеральный штаб в мартовской директиве потребовал, чтобы опыт частей, принимавших участие в войне, был в кратчайший срок изучен и сделан достоянием всей Красной Армии.
На ближайшем Военном совете округа командующий Мерецков по-новому определил характер подготовки войск:
— Надо сделать так, чтобы боевая подготовка округа представляла собой единый процесс двусторонних учений войск, прерываемых для разбора этапов этих учений…
После совета он задержал Птухина в кабинете:
— Евгений Саввич, хочу поделиться с вами мыслями, не дающими мне покоя. В прошедшей войне у нас не возникала необходимость применения больших танковых групп. Но мне думается, в будущей войне это неизбежно. По-видимому, авиационная поддержка таких групп — дело нелегкое и имеет существенные отличия от поддержки пехоты. Есть проблема и еще — это высадка крупных воздушных десантов в глубине территория противника. Здесь пока бесспорно только одно, — роль авиации огромна. А конкретный характер ее действий при этом не изучен. Это вопросы, которыми вам предстоит заняться в ближайшее время. Первые опытные учения мы начнем с отработки высадки тактического десанта, постепенно увеличивая его масштабы.
До того, как начнутся учения совместно с сухопутными войсками, Птухин решил провести их у себя в авиационных частях. Давно уже не поднимается с рассветом красный «ишачок», на котором командующий любил «разминать кости». Теперь Евгений Саввич стал редким гостем и в штабе ВВС округа. Почти каждый день ряд полков участвовал в учении, и если Птухин не руководил им сам, то обязательно присутствовал на этих учениях.
Вскоре в округе началось учение по выброске тактического воздушного десанта. Птухин приехал на место предстоящего приземления, чтобы оценить качество штурманских расчетов. В точно указанное время над полем показался первый ТБ-3, и из него один за другим стали сыпаться парашютисты. Строго на определенной высоте раскрывались парашюты, и они, словно семена одуванчика, зависали в воздухе. Уже масса их ступеньками приближалась к земле. Но вот за одним из прыгнувших вместо привычного купола вдруг вытянулся длинный белый мешок. Птухин во всю мощь голоса закричал:
— Запасной парашют!
Еще секунда, и парашютист нагнал ранее выпрыгнувшего, заскользил по куполу его парашюта. Этого торможения оказалось достаточно, чтобы запутавшийся ком парашюта обогнал падающего человека и перевернул его. Путаясь в стропах чужого парашюта, десантник падал вниз головой. От деформации купола резко возросла скорость снижения ранее выпрыгнувшего парашютиста.
От надвигающейся катастрофы у Птухина сжалось сердце. Подобное, даже более страшное, он видел еще в Испании, когда благополучно выпрыгнувшего из горящего самолета республиканского летчика, попирая всякие нормы гуманности, стал расстреливать франкистский истребитель. После первой же очереди, словно нитки, лопнули перебитые стропы, и летчик с душераздирающим криком камнем упал на землю. Но то была война. А сейчас в мирном небе на его глазах в считанные секунды трагически обрывалась жизнь двух молодых парней.
…Едва только парашютист проскочил ниже своего напарника, как тотчас вдруг резко перевернулся вверх головой и, казалось, замер. До земли оставалось не больше ста метров.
Птухин подскочил к машине, возле которой, глядя в небо, оцепенело стоял шофер.
— Гони!
Когда командующий на ходу выпрыгнул из автомобиля перед приземлившимися двумя десантниками, те, бледные от пережитого, стояли, крепко обнявшись.
Завидев Птухина, один из них, вскинув окровавленную руку к шлему, сделал шаг навстречу:
— Товарищ комкор, боец Зеленое…
— Что с рукой? — перебил Птухин.
— Стропами, когда захватил его парашют. — Он показал на своего спасенного товарища.
— Какой же вы молодец! Герой! Вы посмотрите, — обратился он к подоспевшим командирам, — не растерялся! А какая реакция! Настоящая истребительская! Комбат, представьте к награде. А это вам от меня. — Птухин стал поспешно расстегивать ремешок своих любимых часов.
Он дал указание выяснить причины перехлестывания стропами купола парашюта и доложить ему. Учения продолжались. Десант занимал оборону…
