— Химчистка — обязательное условие?
— Стоит мне открыть окно днем или ночью, меня обдает запахом тетрахлорэтилена, он же тетрахлорэтин, он же перхлорэтилен, известный так же как ПХЭ. Слыхал о таком?
Стив покачал головой и добавил отбеливателя.
— Им чистят одежду, снимают жирные пятна с металла. ВОЗ включила его в список вероятных канцерогенов. Тесты показали, что кратковременное — до восьми часов — пребывание в атмосфере с пропорцией семьсот тысяч микрограммов ПХЭ на кубический метр воздуха вызывает расстройство нервной системы, проявляющееся в головокружении, сонливости, головной боли, дурноте и потере координации. Красное так сразу не отмоешь, верно?
— Давай ты зеленое, а я займусь красным.
Они поменялись местами.
— Концентрация в триста пятьдесят тысяч микрограммов на кубометр через четыре часа начинает действовать на зрительный нерв. — Китти окунула губку в ведро с водой и продолжала оттирать дверь. — У работников химчистки со временем обнаруживаются изменения биохимического состава мочи и крови. А поскольку испарения ПХЭ проходят через стены и потолки, обследование четырнадцати взрослых человек, живущих рядом с химчистками, обнаружило более низкие результаты поведенческих тестов, чем в контрольной группе.
— Так вот что с тобой неладно. Судя по словесному поносу, ты разрабатывала этот сюжет о ПХЭ.
— Не совсем. Я собрала данные, потом сообщила владельцу дома, он же хозяин химчистки, что собираюсь об этом писать и что материал о воздействии ПХЭ на нервную систему непременно попадет в руки и окрестных жителей, и его работников. В результате он снизил мне квартплату на сто евро.
Стив как-то странно глянул на нее:
— Почему же он попросту не сдал квартиру кому-нибудь еще?
— Я предупредила, что поставлю в известность любого потенциального арендатора, которого ему удастся найти. Он сдался.
— Ну ты и… — Стив покачал головой.
— Пройдоха? — усмехнулась она.
— Скорее сука-журналюга, — сказал он. — Не стоило и оттирать, они правы.
Он все смотрел на нее так, словно впервые увидел.
— Да ведь это они травят меня ПХЭ, а не я их!
— Переезжай.
— Не по карману.
— Китти, нельзя вот так направо-налево запугивать людей. Нельзя использовать свою профессию, чтобы получать то, чего захотелось. Это шантаж.
— О-о! — сердито протянула она, швырнула губку в ведро с водой и отворила дверь.
Дверь она так и оставила открытой, присела за кухонный стол, дожидаясь Стива. Надкусила кекс, который пришлось забрать из больницы домой. Стив вошел и прикрыл за собой дверь, но остался стоять.
— Хочешь о чем-то поговорить, Стив?
— Я зашел посмотреть, как ты себя чувствуешь перед судом, но чем больше ты болтаешь, тем больше я за тебя тревожусь.
Кекс во рту превратился в песок. Китти поспешно его проглотила. И вот оно:
— Ты обвинила учителя физкультуры с безупречной репутацией, женатого, отца маленьких детей, в том, что он сексуально домогался двух учениц и стал отцом внебрачного ребенка. Обвинила его по телевидению, на всю страну. И это оказалось неправдой.
Китти уставилась на друга, глаза горели от непролитых слез, сердце щемило. Да, она много чего натворила, она допустила непростительную ошибку, но дает ли это ему право так безжалостно обличать ее?
— Я знаю все это. Знаю, что я наделала, — сказала она твердо, хотя особой уверенности и не чувствовала.
— И ты сожалеешь об этом?
— Еще как сожалею, черт побери! — взорвалась Китти. — Моя карьера рухнула. Никто больше не возьмет меня на работу. Это обойдется моему каналу в кругленькую сумму, если истец выиграет дело, а он, скорее всего, выиграет, не говоря уж о судебных издержках и об уроне
— Об этом я и говорю, Китти.
— О чем об этом?
— Твой тон. Ты так… так небрежна.
— Небрежна? Я в ужасе, Стив.
— Ты боишься за себя. За «тележурналистку Кэтрин Логан», — пальцами он обозначил кавычки.
— Не только. — Она с трудом сглотнула. — Насчет работы в «Etcetera» я тоже не уверена. Все поставлено на карту, Стив.
Он невесело засмеялся:
— Об этом я и говорю. Вот ты опять. Только и слышно: погибло
— Целый год? По-моему, ты преувеличиваешь, — с тревогой отозвалась она. — О’кей, я выпустила непроверенный сюжет, а что до квартиры? Это же безобидная проделка! Постой-ка, а кто притворился, будто у него в бургере обнаружился
— Мне было восемнадцать, — негромко возразил он. — А тебе уже тридцать два.
— Тридцать три. Ты пропустил мой день рождения, — по-детски возразила она. — Да, я такая. Во всем вижу сюжеты.
— И используешь эти сюжеты во зло?
— Стив!
— Раньше ты умела находить сюжеты, Китти! Умела писать. Тебе важно было рассказать интересную историю, а не подставить человека или добиться своего.
— Прости, а я и не знала, что твоя заметка о новой модной линии Виктории Бекхэм призвана изменить наш мир! — парировала она.
— Что я пытаюсь тебе сказать: мне нравилось читать твои статьи, нравилось тебя слушать. А теперь ты попросту…
— Что я теперь? — переспросила она, и слезы хлынули.
— Не важно.
— Нет уж, пожалуйста, скажи мне, что я такое, я ведь только это и слышу на каждом новостном канале, читаю на сайтах, на моей собственной двери это пишут каждый день всю неделю, и пусть теперь лучший друг скажет мне это в глаза, только этого мне и не хватало! — Она уже орала в голос.
Он вздохнул и отвернулся.
Повисло молчание.
— Как это исправить, Стив? — спросила она наконец. — Что сделать, чтобы ты, чтобы все на свете простили меня?
— Ты с ним поговорила?
— С кем? С Колином Мерфи? Нет, нам предстоит встретиться в суде. Если я попытаюсь с ним заговорить, только хуже наделаю. Мы принесли ему извинения в начале передачи, когда выяснилось, что не он — отец ребенка. Посвятили ему часть времени от нового шоу.
— Думаешь, от этого ему стало легче?
Китти пожала плечами.
