Они еще долго смотрели друг на друга. До обеих дошло одновременно. Лариса покраснела, а продавщица начала хохотать.
— Ну вы даете! — Она даже икать стала от смеха.
— Это вы даете. Почему вы написали «говяжьи яйца»? Говядина же женщина.
— Кто — женщина? — перестала смеяться продавщица.
— Говядина! — ответила Лариса, начиная злиться. — У нее яиц быть не может. Мужчина — это бык! А их ребенок — теленок!
— Чей ребенок? — не поняла продавщица.
— Говядины и быка!
— Что вы мне голову морочите? — продавщица тоже начала нервничать. — Я же для вас это пишу! Чтобы красиво было! Все для вас — для покупателей! Бычьи яйца — некрасиво, а говяжьи — очень… как это… интеллигентно, вот! А телятины у меня нет! Так брать будете?
— Не буду, — обиделась Лариса. — Напишите правильно, тогда возьму.
Она развернулась и гордо пошла к машине.
— Тьфу ты, ну не дура ли? — крикнула ей вслед продавщица. — Замуж выйди, тогда начнешь в яйцах разбираться!
— А при чем тут замужество? — взбеленилась Лариса. — К грамматике русского языка это не имеет никакого отношения!
— Зато к жизни имеет! — не задержалась с ответом продавщица.
Лариса вернулась домой. У соседей уже расселись.
— Лариска! Только тебя ждем! — крикнул ей Витька.
Она села за стол, выпила водки и решила нарушить соседскую традицию длинных тостов:
— Давайте уже выпьем. — И рассказала про говяжьи яйца — ей нужно было с кем-то поделиться.
— Вроде интеллигентная женщина, — тихо сказала сноха хозяина. — А такие неприличные истории рассказываете.
— А я и не знал, что ты такая… — Витька положил Ларисе руку на коленку раньше времени. — Только я не понял, в чем прикол-то? Ты это с намеком рассказала? Так я и по-простому пойму, — зашептал он ей на ухо.
— Ах ты, сволочь! — закричала Витькина жена.
Дальше все шло по привычному сценарию майских праздников.
Зинка одноглазая
Зинаида Афанасьевна шла по деревне и строго смотрела по сторонам своим одним глазом. Ее здесь уважали и побаивались — старуха могла и клюкой огреть, а рука у нее была тяжелая не по годам. Да и за словом в карман не лезла — могла и матюкнуться так, что у местных алкоголиков дар речи терялся. И молодую соседку — нагловатую и хамоватую — могла приложить так, что та сразу начинала плакать и впредь старалась помалкивать.
Зинаида Афанасьевна пользовалась своим положением — слепой немощной старухи, которой все сходит с рук, хотя на самом деле она была доброй, справедливой, по-девичьи смешливой. Любила и водочки выпить, и закусить вкусно, и разговоров умных послушать. Людей любила особенных, отличных от других. Тех, кто «с придурью», как говорили у них в деревне. Пускала к себе дачников на лето — то художника, который рисовал тусклые пейзажи, то непризнанного поэта, который читал ей по вечерам стихи — бездарные, плохие до омерзения. Однако оба были хорошими, добрыми мужиками — никчемными, неустроенными, бессемейными, но незлобивыми, искренними, что Зинаида Афанасьевна считала главным критерием.
Жила она в огромном доме почти на самом берегу реки. Когда-то до их деревни даже рейсовый автобус не доходил. Нужно было пять километров добираться на велосипеде или пешком, чтобы погрузиться в дряхлый, разваливающийся, рычащий и пышущий жаром из-под капота автобусик — иначе не попадешь ни в магазин, ни в поликлинику. И трястись на нем по лесной дороге, собирая любителей ягод и не очень трезвых грибников.
А потом деревня вдруг стала золотым местом. В нее потянулись разбогатевшие дельцы, скупая дома и землю — тут и вид из окна, и рыбалка роскошная, и воздух от сосен, и за отдельную плату — охота.
Дома скупали партиями. Ломали до основания лачуги и деревянные, полусгнившие избушки, в рекордные сроки выстраивая на их месте дворцы за заборами.
Приходили и к Зинаиде Афанасьевне. Предлагали большие деньги. Очень большие — можно было купить квартирку в соседнем городке, где и канализация, и центральное отопление, и поликлиника в двух шагах. Но Зинаида Афанасьевна уперлась, как упиралась всегда, когда на нее давили. Упрямая была старуха. Еще с молодости такая.
Один молодой бизнесмен решил бабулю припугнуть — пообещал домик ее сжечь вместе с ней. Зинаида Афанасьевна ухмыльнулась и, забравшись на старый велосипедик, еще мужнин, поехала в отделение милиции, где работал Славка, соседкин сын, которого Зинаида Афанасьевна помнила еще младенцем и гоняла по деревне крапивой.
Славка, как увидел Зинаиду Афанасьевну, сразу же заерзал в кресле, вспомнив, как горела попа после удара крапивой, и пообещал защитить и «разобраться». Зинаида Афанасьевна зыркнула на него своим единственным глазом и угостила пирожками с яблоками, которые тот любил с детства.
Славка не подвел — молодого бизнесмена посадили за мошенничество в крупных размерах. Тот так и не узнал, что именно Зинаида Афанасьевна привлекла к нему внимание правоохранительных органов. Думал, конкуренты заказали.
Но больше с предложением продать дом к Зинаиде Афанасьевне никто не обращался. Прошел слух, что одноглазая бабка — ведьма и от нее лучше держаться подальше, а то и в «казенный дом» попадешь.
В новостройки, которые выросли рядом с домом Зинаиды Афанасьевны, новые жильцы привезли жен, детей и закрыли их за высокими заборами. Но жены и дети потихоньку начали выползать, выходить и рано или поздно оказывались на участке Зинаиды Афанасьевны. Жены приходили за молоком — она держала трех коз. Дети обожали играть с ее собакой — здоровенной дворнягой Пушком, не пойми каких кровей, которая позволяла таскать себя за хвост, лезть в пасть и садиться на загривок.
Бабулю уважали. Женщины делились с ней горестями, и у Зинаиды Афанасьевны всегда находился дельный совет. Она никого не осуждала, верила в настоящую любовь и обладала не по годам свободными взглядами. Даже когда соседка Ленка, пряча глаза и смущаясь, попросила на пару часиков приглядеть за сынишкой, Зинаида Афанасьевна только хмыкнула, и в глазу засверкали хулиганские искорки. Она все про всех знала, но никому ничего не рассказывала: хранила чужие тайны и всегда могла сослаться на плохое зрение — ничего не видела.
Эта самая Ленка крутила роман втайне от мужа. Зинаида Афанасьевна поняла это сразу. Ленка, которая выскочила замуж за деньги, за большие деньги, и сразу же родила сына, была хорошей женщиной. Наивной, дурной, влюбчивой, но хорошей. Мужа она терпеть не могла, но смирилась — и вот вдруг влюбилась. Да так сильно, что не оторвать. Трепыхала, горела, умирала от любви. И убежала бы, куда глаза глядят, если бы не сын, которого муж пообещал у нее отобрать, если она хоть раз посмотрит на сторону.
Ленка мучилась, сгорала, спадала с лица и не знала, что делать и как жить дальше.
Зинаида Афанасьевна, с полгода посмотрев на ее страдания, на то, как она сходит с ума и спивается по вечерам, тихо вмешалась. Позвала Ленкиного мужа на чаек, посидела с ним часик, и тот дал развод. И сына оставил.
Что сказала Ленкиному мужу Зинаида, какие нашла слова, так никто и не узнал. Ленка целовала Зинаиде Афанасьевне руки, готова была мыть ей ноги и пить воду. Она потом еще много лет приезжала к ней с подарками и очень скоро привезла показать новорожденную дочку. Ленка светилась счастьем, а за Зинаидой Афанасьевной закрепилась слава колдуньи, но доброй, хорошей, которая по женской части —
