iii. Камень третий. Дымчатый обсидиан

Макарова Ольга Андреевна Камень третий. Дымчатый обсидиан

В этом вечном дыму
Мне себя не найти никогда.
Не уча ничему,
Вечно, вечно горят города.

Тлеет память в груди,
А руины давно заросли.
Я молился: приди!..
Сразу двое — пришли…

Он все время молчит,
Этот дымчатый обсидиан,
Поглощая лучи,
Погружая в безбрежный туман.

Это я за него
С долгожданным тобой говорю.
Это я за него
В тихом пламени вечно горю.

У печального дыма
Истоков — свой истинный цвет.
В нем мое ожидание — зримо.
Три тысячи лет…

Возвратившись назад,
Я бы выбрал иные пути.
Я сумел бы сказать:
О Учитель, пойми и прости…

Только их не вернуть, этих слов,
Этих дел, этих дней.
И проклятье отцов
Вновь ложится на плечи детей.

Тлеет память в груди,
А руины давно заросли.
Я молился: приди!..
Сразу двое — пришли…

Пролог

— Какие вести от остальных Кангассков, сын?

Сайнарнемершгхан Сайдонатгарлын, облаченный в свободный коричневый плащ, неспешно шествовал по одной из широких троп леса Магров. По ней прошли тысячи ног; ее изрыли узловатые корни диадем, ронявших сочные плоды, которые, разбиваясь о твердую, утоптанную землю, рассыпали вокруг крохотные костянки — красные, как рубины или свежие капли крови.

— Мало кто сумел принять смерть учеников подобающим образом, — неохотно ответил Абадар.

Он шел неспешно, соизмеряя свой исполинский шаг с коротким шагом отца. Все, что говорил Кангасск Абадар сегодня, звучало отстраненно и сдержанно. Он умел быть таким; умел говорить, оставляя чувства при себе.

— …Евжения до сих пор носит траур… — продолжал Абадар, скрестив на груди руки; так, словно мерз, пережидая дождь под покровом своего плаща.

— А как Марини? — кивнув, спросил Сайнарнемершгхан.

— Она разделяет общее горе, — ответил ему Абадар. — Ее ученик выжил, но вряд ли ей легче, чем Евжении и Мажесте.

Сайнар остановился и устремил на сына неприятно испытующий взгляд. Сын же смотрел ему в глаза со смирением и спокойствием. Глубина и мудрость, что появились во взгляде Абадара за последний год, взяли свою страшную цену… Фанатики всегда платят за них дорого…

— А что ТЫ, Абадар? — сурово спросил Сайнарнемершгхан и добавил с вызовом: — Твой плащ чёрен, как у твоей младшей сестры!

Абадар отвел взгляд.

— Да, отец, — признал он, — я скорблю о Джуэле.

Сайнар хотел ответить что-то резкое, но сдержался; возобновил неторопливый шаг. Рубиновые костянки диадем и сухие корки треснувших плодов похрустывали под подошвами сапог…

— Я принес тебе весть, отец, — вновь заговорил Абадар. — Орлайя просила передать тебе это… — на раскрытой ладони появился небольшой музыкальный кристалл; сердцевина его была мутной: он, несомненно, содержал в себе что-то, иначе сквозь него можно было бы смотреть, как сквозь обычные граненые стекла.

— Что в нем? — спросил Сайнар, скептически поглядывая на столь скромную вещицу.