внимания, я кое-что вспомнил. Продолжайте, пожалуйста.
– Месяца два назад я заглянул к ней. Но оказалось, что Кэт не живет там уже пять-шесть месяцев, хотя и вносит арендную плату. Я проверил ее текущий счет, и выяснилось, что в феврале она взяла шесть тысяч долларов и с тех пор ни цента. Мы решили, что она уехала за границу, как вдруг мать получила от нее письмо.
– Какое письмо? – спросил Крейн.
Кортленд достал из пиджака конверт. Он был отправлен с Центрального почтамта Чикаго 24 июля в 10.15 и адресован миссис Кортленд, 932, Парк-авеню, Нью-Йорк. Крейн вынул письмо и прочитал:
Крейн сложил письмо и бросил его на стол.
– Вы получили его больше недели назад. Почему же вы сразу не стали ее разыскивать?
– Это все мать, – усмехнулся Кортленд. – Она в течение нескольких дней не показывала его нам с дядей.
– Ну и что же вы с дядей сделали после того, как прочли письмо?
– У нас возникла одна и та же мысль: ее слова могли означать возможное самоубийство, но это казалось маловероятным, – он улыбнулся. – Кэт всегда любила драмы. Но мы забеспокоились и решили нанять детективов, чтобы найти ее. Я был в конторе у дяди Стая, когда пришли газеты с сообщением о самоубийстве девушки в Чикаго. Дядя немедленно связался с полковником Блэком, тот велел мне ехать сюда, чтобы опознать труп. Еще он сказал, что поручит одному из своих людей в Чикаго заняться этим делом.
Кортленд достал сигарету из кожаного портсигара, прикурил и глубоко затянулся.
– Вот, пожалуй, и все, джентльмены.
Крейн задал еще несколько вопросов, но не выяснил ничего нового.
– Будем ждать портрет вашей сестры, – сказал он. – А сейчас не желаете ли пообедать с нами?
Кортленд отказался.
– Я обещал пообедать с друзьями. Завтра, как только получу портрет, я немедленно приду.
– Отлично, – ответил Крейн, – думаю, он нам здорово поможет.
Он проводил Кортленда до дверей и пожал ему руку.
– Советую вам хорошо выспаться. Возможно, завтра нам предстоит тяжелый день.
Когда он закрыл дверь, О'Малли сказал:
– А теперь, сукины дети, признавайтесь, куда вы спрятали виски.
Глава 6
После обеда в Колледж-Инсони поднялись в номер и заказали бутылку 'Мартеля'. В ожидании заказа обсуждали преимущества двадцатидолларовых номеров перед всеми остальными.
– Во-первых, – рассуждал Крейн, – окна выходят на обе стороны, а это дает некоторое разнообразие. Вы можете любоваться видом Сити – холла, а если не нравится – созерцать Этлэнд Билдинг. Кроме того, если захотите выбросить из окна бутылку, у вас также есть выбор: бросить ее на головы прохожих на Клорк- стрит или на Рандольф-стрит.
Когда принесли заказанный коньяк, детективы разлили его в тонкие бокалы и опустились в мягкие кресла – собственно, в креслах оказались О'Малли и Уильямс. Крейн с самого начала завладел диваном, подложив под голову подушки и свесив ноги.
Некоторое время они безмолвствовали, наконец Уильямс сказал:
– Вы знаете, что-то меня настораживает в этом Кортленде. Он держится совсем не так, как парень, у которого сестра повесилась. Совершенно спокоен, словно ничего не случилось.
– Может быть, он ее терпеть не мог, – предположил О'Малли.
Согревая бокал в руках, Крейн заметил:
– Возможно и так, но все же, по-моему, он чем-то здорово расстроен. Видели, как у него дрожали руки, когда он прикуривал?
– Его лицо и манеры – всего лишь маска, что вы хотите – порода... Обычно, самое верное заключение о состоянии мужчины можно сделать, наблюдая за его руками.
– А может быть, ему известно, что это не его сестра? – предположил О'Малли.
– Тогда причем здесь мы? – возразил Крейн. – Убей меня, если я что-нибудь понял, – он налил себе еще.
О'Малли зашевелился:
– Не забывай и меня.
Уильямс передал ему бутылку и спросил:
– Билли, ты можешь что-нибудь утверждать, глядя на фотографию для паспорта?
– Ничего, – Крейн забросил ноги на валик дивана. – Вообще, после смерти лица страшно меняются, – он отпил из бокала.
У двери стояло трое – мрачные, угрюмые типы. Один из них – все тот же итальянец. Второй – невысокий, толстый, с грудью, похожей на бочку. Он спросил итальянца:
– Который из них? – у него были густые брови, жесткие черные волосы, которые начинали расти на дюйм выше бровей.
Указывая толстым пальцем на Крейна, тот ответил:
– Вот этот, шеф.
Толстяк приблизился к дивану и посмотрел на Крейна сверху вниз:
– Разве Пит не говорил тебе, что я хочу тебя видеть? – спросил он.
– Ну как же, сказал.
Крейн устроился поудобнее. Голос толстяка звучал угрожающе:
– Когда я хочу с кем-нибудь поговорить, я с ним говорю, – от навис над Крейном. – Вставай! Пойдем побеседуем.
– По-моему, и здесь отличное место для беседы, – ответил Крейн.
– А я думаю, что тебе лучше пойти со мной.
Крейн отрицательно покачал головой.
В руках у мальчишки со смуглым лицом появился автоматический пистолет.
– Встать, или я угощу тебя вот этим.
Он произнес это бесстрастным металлическим голосом.
Крейн сел. Но О'Малли был уже на ногах.
– Нет-нет, Билли, не беспокойся. – Он шагнул к Крейну, словно собираясь сказать ему что-то, но когда поравнялся со смуглолицым, молниеносно перехватил руку с пистолетом. В следующее мгновение резкий удар отбросил мальчишку в угол.
О'Малли резко повернулся и очутился лицом к лицу с толстяком.
– На, – сказал он, бросая пистолет ему под ноги, – убери подальше от ребенка.
Мальчишка поднялся, из разбитой губы по подбородку бежала струйка крови.
– Я все равно убью тебя, – сказал он.
Крейн подивился тому, что третий даго не принимает участия в происходящем, но тут же понял причину: Док Уильямс держал на коленях кольт 45-го калибра, и его ствол смотрел прямо в живот итальянцу.
О'Малли не обратил внимания на слова мальчишки.
– Если у тебя есть дело к мистеру Крейну, – сказал он толстяку, – выкладывай. Неужели не ясно, что размахивать этой штукой опасно? Растолкуй это своему сосунку. Это ведь не игрушки... Чего доброго, ты и спичками разрешаешь ему играть.
