исключено, что некоторые из них искренне в это верили.
— А как ты оценишь слова опознавшего его человека?
— Он солгал.
— Мне это безразлично. — Ньюмен пожал плечами.
Рейчел коснулась плеча Дэвиса:
— У тебя встревоженный вид.
— Нет. Я сердит.
Но Дэвис ощущал еще и подавленность, хотя и знал, что ее быть не должно.
Вечером того же дня лодка пристала к берегу возле питающего камня. Когда камень прогремел, все поужинали едой из граалей и только что пойманной и поджаренной рыбой, которой их угостили местные жители. Дэвис сидел в кружке людей у костра, где горел бамбук. Фостролл рядом с ним.
— Твоя жена была права, говоря, что рассказ Ньюмена тебя встревожил, — сказал француз. — У тебя до сих пор встревоженный вид.
— Моя вера не сломлена. Она даже не пошатнулась.
— Это лишь слова. А твое тело и голос просто кричат о том, что тебя одолевают черные мысли.
— Свет рассеет тьму.
— Возможно, друг, — согласился Фостролл. — Поешь еще рыбы. Она очень вкусная. В это действительно можно верить.
Дэвис не ответил. Его замутило от вида жирных губ Фостролла и поверхностности его мыслей. Или же тошноту вызвало не это? Его душевный покой оказался нарушен гораздо сильнее, чем он признался Рейчел или французу.
— Этот незнакомец говорит так, словно обладает властью, — заметил Фостролл. — Разумеется, это присуще всем сумасшедшим.
— Сумасшедшим?
— Хотя у него высокий самоконтроль, в нем есть нечто странное. Разве ты не заметил? Он одет во все черное, словно скорбит о ком-то.
— Мне он показался обычным наемником, ищущим приключений, — возразил Дэвис.
Фостролл опустил руку на плечо Дэвиса.
— Мы должны тебе кое-что сказать, — произнес он. — Возможно, мы выбрали для этого неподходящий момент, ведь ты в такой меланхолии. Но рано или поздно ты, ищущий Свет, должен встретиться с этим лицом к лицу, хотя Свет может оказаться не того цвета, каким ты его ожидаешь увидеть.
— Да? — отозвался Дэвис, не очень заинтересовавшись.
— Мы говорим о том моменте, когда ты прыгнул через бездну с одной доски на другую. Ты сказал, что, едва твоя нога оттолкнулась от доски, тебя охватил духовный экстаз. И этот экстаз поднял тебя в воздух, словно надутый газом воздушный шар. Ты воспарил выше, чем мог бы, — выше, чем у тебя хватило бы сил. Такое, по твоим словам, совершил Бог. Но…
Дэвис выпрямился. В его глазах мелькнул интерес.
— Да?
— Ты пересек бездну и опустился на доску. Но твои ноги ударились о ее конец. В результате тебе стало больно. И ты вообще мог упасть с доски, если бы не ухватился за ее края. — Фостролл помолчал.
— И что же? — спросил Дэвис.
— Экстаз — это прекрасно. Он перенес тебя через бездну в целости и сохранности. Но потом ты ударился о доску. Ворвалась реальность; экстаз исчез.
— Так куда ты клонишь?
— Мы высказываем аналогию, возможно — притчу. Помни о том прыжке, друг, пока путешествуешь в поисках того, что может обернуться лишь плодом воображения. Экстаз неосязаем, и он проходит. Реальность ощутима и длительна, а зачастую калечит и причиняет боль. Что ты станешь делать, узнав, что женщина не зачала, а ребенок не рождался?
Реальность может оказаться дубиной, которая сокрушит твою способность когда-либо снова пережить экстаз. И мы надеемся — для твоего же блага, — что ты никогда не отыщешь того ребенка.
Подумай об этом.
Примечания
1
Выше автор называл цифру двенадцать футов. — Здесь и далее примеч. пер.
2
Ранее автор указывал, что длина доски — пятьдесят футов.
