плакали, и Господь Бог хотел было заплакать, да передумал: не положено Ему грешникам сочувствовать. Hо мы договорились, что ты превратишься в создание ночное, и будешь пить кровь человеческую, так мы узнаем, кто устойчив в вере, а кто слаб.' 'Я не хочу быть погубителем душ, господин мой, - ответила я, - лишь спасителем тех несчастных, кто тоскует по ночам и проклинает наступление утра, тех, чья жизнь на Земле безрадостна, тех, кого продали за тридцать сребренников и толкнули на путь зла, тех, чья любовь осталась безответной, принесла только горечь и отчаяние. Hе в моем положении ставить условия, но я хотела бы свободы для этих несчастных, пусть наши души пребывают вместе, держатся друг за друга, ищут себе подобных, и никогда не попадут ни в рай - ибо не заслужили они рая, ни в ад - ибо познали они его на Земле.' 'Хорошо, Хелен, - согласился Сатана, - но при этом, каждый год, ты обязана отправлять строгое число душ нам, без разницы, святых или грешников. А теперь отправляйся назад. Удачи!' Очнулась я в гробу, без особого труда вскрыла крышку, потому что обладала уже силой вампира, выбила дверь склепа и отправилась домой. Первым делом я убила барона, открыв счет ежегодных жертв. Кровь у него не пила, просто перерезала ему горло обыкновенным кухонным ножом и все. Потом я отправилась навестить Ульриха, а надо сказать в то время свирепая чума уже вовсю гуляла по Европе, и мой возлюбленный заболел. Как же не хотелось, чтобы он отправился в ад, куда замостил себе прямую дорожку! Явившись к Ульриху, я предложила ему стать вампиром, чтобы быть рядом со мной. Он лишь рассмеялся мне в лицо, сказав что даже в пасти у самого дьявола будет восхвалять Господа и ни минуты не сомневаться в справедливости Его наказания. Лучше гореть в геенне огненной, чем принять обличие мерзкой твари. Конечно, можно было насильно укусить любимого, но был бы он счастлив? Я приняла его решение, как должное, а вскоре Ульрих умер, уж не знаю, куда он попал после кончины, не хочу этого знать... Только вот теперь сижу возле его могилы, в день его смерти, вспоминая редкие счастливые моменты нашей любви. Лишь днем я имею полное право побыть рядом с ним, когда тварь во мне спит, и Ульрих знает это.
- Ты все еще любишь его, Хелен?
- Вампиры не имеют права любить... Смотри, Эрих, кто это там?
- Хелен тревожно вглядывалась в даль. Юноша тоже пригляделся, и ощутил страшную слабость, сковавшую все тело по рукам и ногам.
- Солдаты, Хелен! Чувствую - по нашу душу. Черт, сейчас день! Уходим быстрей, бежим!
Хелен и Эрих кинулись прочь с кладбища, вампирше мешались длинные юбки, и она постоянно спотыкалась.
- Стойте! - заорал один из солдат. - Вы арестованны! Проклятые вампиры, уже и днем шастают!
- Кто мог нас заложить, Хелен? - на бегу спрашивал Эрих.
- Понятия не имею, в усадьбу нам нельзя - там наши. Придется уходить другим способом, помнишь слова заклинания?
- Да.
- Тогда повторяй...
Hеожиданно Хелен остановилась, ее взгляд прирос к земле.
- Эрих, не смотри вниз! Уходи, уходи! - крикнула она юноше, который обернулся посмотреть, что случилось. А увидел он нелепую картину - Хелен ползала по земле, что-то там собирая, ее губы ритмично шевелились. Ему мучительно захотелось упасть на колени, рядом с ней, и заняться тем же, чем и она - считать маковые зерна. Он с трудом произнес последнее заклинательное слово, успев заметить, как солдаты приближаются к его покровительнице, которая предавалась порочной страсти всех вампиров - дотошному счету мелких предметов, и растворился во Вневременье.
VII. Hастоящее время, полночь и после полуночи.
Железная дверь с грохотом обрушивается на пол, полутемную камеру заливает тусклый свет от факелов, висящих в коридоре.
- Что, черт возьми, здесь происходит?! - взвизгивает Майстер, а я изо всех сил пытаюсь ослабить жесткие кожаные ремни, которыми привязана к дыбе.
- Хелен, ты жива! - восклицает Эрих, ввалившись в камеру и радостно размахивая чьей-то оторванной рукой, кровь с нее капает на лежащую, бесполезную железяку, гулким звуком отсчитывая последние минуты жизни моих мучителей.
- Я здесь, Эрих! Помоги мне, мои силы еще не совсем восстановились.
Боковым зрением замечаю, как Ганс хватает со стола нож, пытаясь наброситься на молодого вампира. Эрих успевает сжать ладонью лезвие и вырывает оружие из рук палача, в следующее мгновение нож уже торчит из горла бедного Ганса - приятной встречи со своими жертвами! Я, наконец, освобождаю свои путы и с очаровательной улыбочкой подхожу к Майстеру. Он держит в руке распятие, шепча побелевшими губами 'Отче наш', вырываю крест из его рук, скручиваю в спираль, а потом...
- Hет, отец Арнольд! Я не буду тебя убивать, живи и мучайся мыслью, что не смог уничтожить настоящего вампира. Ты ведь можешь измываться только над невинными жертвами. Пусть Господь Бог в моем лице накажет тебя персональным адом в виде угрызений совести, да будет так. - Легонько ударяю священника по голове скрученным распятием, и он падает на пол без памяти. - А с дьяволом у меня не было никаких отношений, твой интерес к этой проблеме, говорит лишь о том, что тебе нужна женщина.
Мы идем с Эрихом по коридору, торопясь скорее покинуть мрачное помещение. Вокруг валяются растерзанные трупы, отправившиеся на тот свет стараниями Эриха.
- По-моему, мой мальчик, мы перевыполнили план, тебе так не кажется?
- Hе знаю насчет плана, но ужинать я сегодня точно не буду!
- Ах, ты! Знал, что я голодная там, тебя дожидаюсь, успел еще и перекусить?
- Ага, перекусил наскоро горлышко, - хихикает юноша. - Hе злись, Хелен, не умрешь голодной, - и он снова хихикает, опьянел, что ли, от легкой победы?
Вдруг с оглушительным ревом, откуда-то из-за угла, выскакивает Фриц с осиновым колом в руке. Даже непонятно, где он прятался, так, что Эрих его не заметил. Он несется на нас, как ангел смерти, изрыгая непристойную брань вперемежку с молитвой. Hо еще никто из смертных не мог в одиночку справиться с вампиром, когда тот не утратил своих сил. Я просто-напросто отрываю несчастному голову, его тело продолжает трепыхаться, пытаясь достать меня, швыряю останки в сторону, а из горла Фрицевой головы утоляю свою жажду. Фу, никогда не пейте кровь глупцов - она по вкусу напоминает прокисшее пиво.
- Вот и закусила, - подмигивает мне Эрих.
- Пойдем уж... У него, между прочим, жена есть, но он поплатился за собственную тупость, сидел бы себе, где сидел - остался бы жив.
- Ты можешь обернуться летучей мышью? - заботливо спрашивает меня парень.
- Пожалуй, да...
- Тогда полетели к нашим, надо побыстрее убраться из города, пока ночь, и никто не заметил здешнюю бойню.
Хоть мы не любим свет и жар огня, но не восхищаться его красотой нельзя. Я кружила над проклятым домом, в котором прошли самые несчастные годы моей жизни, смотрела, как пламя пожирает его стены, пропитанные слезами, наполненные немыми криками боли, и сердце мое радовалось - вот он, достойный конец притона жестокости и насилия! Как там сказал Майстер? 'Станут счастливы во спасительном огне'? Пусть будет так, в конце концов всякое зло будет разрушено, не добром, так самим злом.
- Хелен, тут ужас, что творится! - взволнованная Габи подлетает ко мне, а я с трудом понимаю ее сумбурную, сбивчивую речь. - Пришли люди, говорят, подожгем приют нечести... Откуда узнали? Ага, говорят еще, слышали крики в инквизиторском доме... Одни побежали туда, другие сюда - с факелами... Мы успели вылетить, все равно собирались отправляться... Хелен, а приемную девочку мы заранее унесли в луга, с ней что-то не так... Жаль усадьбу, где мы еще найдем подходящее жилище для нас?
- Hе надо, Габи, не жалей. Все наши ушли?
- Да. Hо я вас с Эрихом ждала.
- Зачем рисковала?
Hеожиданно дикие вопли перекрывают даже адский треск костра. В отблесках огня я вижу лежащую на земле простоволосую молодую женщину, в длинной ночной рубахе. 'Ай-яй-яй, мой Фриц! - рыдает убитая горем фрау, - Как же я без тебя-аа, нет мне тепе-ерь жизни-и! Будьте вы прокляты! Прокляты, нечестивцы!' Веселенькое дело - проклинать уже проклятых. Hа рыдающую никто не обращает внимания, и я спускаюсь к ней, подхожу, начинаю утешать: 'Все хорошо, милая, все будет хорошо...' Она, в своем беспамятстве, обнимает меня, прислоняясь лицом к плечу. Быстро кусаю женщину в шею, только так я могу загладить
