Каширин осмотрел Рогожкина внимательным взглядом. Солдатский бушлат, заляпанный пятнами неизвестного происхождения, брюки словно сшиты из грязного мешка. Волосы стоят дыбом от грязи. Каширин сделал неутешительное заключение:
– В таком виде тебя нельзя пускать на светский прием. Даже домой ехать нельзя. Мать испугается.
Рогожкин выплюнул окурок под платформу.
– Можно подумать, тебя туда можно пускать, на прием. И какие идеи?
– Одно спасение – ехать в 'Николь', – сказал Каширин. – Это что-то вроде салона. Место, где из свиньи делают человека. Хозяйка моя добрая знакомая. А в прошлом...
Каширин закашлялся. На площади он остановил такси, на крыше которого был укреплен светящийся изнутри продолговатый предмет с какой-то надписью. Размером и формой предмет напоминал гроб для кошки. Водитель опасливо покосился на пассажиров, занявших заднее сидение. Каширин назвал адрес.
Через полтора часа благоухающие цветочным мылом и дорогим одеколоном спутники сидели в креслах перед огромными зеркалами. Парикмахеры заканчивали фасонные стрижки, а две маникюрши приводили в порядок огрубевшие мужские руки. Еще через полчаса Рогожкин и Каширин, выбросив в пластиковый мешок пропахшее дымом и грязью шмотье, примерили новые костюмы, сорочки, плащи и ботинки. Рогожкин смерил Каширина взглядом и не мог сдержать восхищения.
– Ну, вы конкретный господин. Даже синяки куда-то делись. Я бы вас не узнал.
– Ты на себя глянь.
Из зеркала на Рогожкина смотрел молодой лощеный красавец, в черном плаще, шикарном темно синем костюме, голубой сорочке, отпадном бордовом галстуке. В ботинках последнего фасона отражались все осветительные приборы. Рогожкин не мог сдержать вздох восхищения.
– Поехали в 'Утопию', – предложил он. – Если Светка увидит меня такого, считай, она замужем.
– А что это за 'Утопия'?
– Кабак, где танцует моя невеста. Та, что на фотографии.
– Поехали, – неожиданно согласился Каширин. – Только мне нужно сделать один звонок.
На этот раз Рогожкин вошел в 'Утопию', не с черного хода, а как порядочный респектабельный человек, через парадный подъезд. Заказав отдельный столик напротив эстрады, они съели горячие закуски. Рогожкин, желая показать новый прикид бармену Косте, отошел в сторону. Константин лакировал тряпкой безупречно чистую медную стойку. Он поднял глаза на посетителя и настоятельно порекомендовал попробовать сивухи собственного изготовления под названием 'Бордо'.
– Ты что, совсем ошкалел? – выпучил глаза Рогожкин. – Мне самопальную гадость предлагаешь?
– Фу, ты. Не узнал. На тебя все бабы оглядываются. Ты уезжал? Я так и подумал. Правильно сделал, что пришел. Пора тебе достойно влиться в столичную жизнь.
Бармен щелкнул себя пальцем по горлу. Он не сводил зачарованного взгляда с шелкового галстука Рогожкина.
– Еще вольюсь, – пообещал Рогожкин. – За я здесь.
– Такой прикид... Ты что, наследство получил?
– Вроде того. Светка как поживает? Все танцует? Пора бы кончать с этим делом.
– Светка танцует. А той фраер, которого ты в сортире поимел, от нее отлепился. Кстати, говорили, будто тебя убили. Или посадили.
– Слушай дураков больше. Для меня еще пули не отлили и тюрьмы не построили.
Рогожкин отошел от стойки, окончательно убедившись, что его внешний вид произвел на Костю глубокое неизгладимое впечатление. Рогожкин сел за столик, чувствуя себя героем почище молодого Клинта Иствуда. Каширин поднял рюмку с коньяком.
– Ну, что? Все позади? Давай за это.
Рогожкин выпил. Когда музыка заиграла громче, он неожиданно сорвался с места, побежал через зал, через фойе, выскочил на улицу. Остановил машину и договорился с водителем, чтобы ровно через пятнадцать минут тот стоял перед самым входом в 'Утопию' с распахнутой задней дверцей. Проходя гардероб, Рогожкин получил свой плащ, свернул его, сунул под руку.
Тихим шагом вернулся на место, отдышался и рванул еще одну рюмку. Когда занавес распахнулся, появился развязный конферансье в белом смокинге и начал молоть чепуху. Рогожкин поморщился, поставил на стол локти.
– Какие у вас планы? – спросил он. – Ну, на будущее?
– Начну новую жизнь, – ответил Каширин. – В который уж раз. Мне не привыкать. Еще из салона, где нас отскребали от грязи, я позвонил знакомому, заказал билет в бизнесс-классе на завтра.
– В Ялту?
– В Нью-Йорк. У меня в кармане паспорт, а в нем открытая виза в Штаты. Поживу сколько-нибудь в нормальной стране. Полгода, самое большее год. Пока тут все окончательно не уляжется. Потом вернусь.
Рогожкин удивленно округлил глаза.
– Далековато собрались. А что в вашем понимании есть 'нормальная страна'?
– Ну, если в нескольких словах... Это такая страна, где люди ходят не на митинги, а на футбол.
– Хорошая формула.
