Турков Андрей
Александр Блок
АНДРЕЙ МИХАЙЛОВИЧ ТУРКОВ
АЛЕКСАНДР БЛОК
Жизнь А. Блока - одна из благороднейших страниц истории русской культуры. В книге рассматриваются основные вехи жизненного и творческого пути А. Блока, приведшего к созданию первой поэмы об Октябре - 'Двенадцать'.
Что ждет нас за переплетом книг, где стоит это имя - Александр Блок?
Сначала впору растеряться: одна книга спорит с Другой, и даже близкие по времени создания стихи скрещиваются друг с другом, как шпаги в отчаянном поединке.
И так же яростно спорят между собой о том, каков же настоящий Блок, его близкие, друзья, современники, исследователи.
Истинный Блок, - утверждали одни, - это рыцарь Прекрасной Дамы, таинственной Вечной Женственности, которая когда-нибудь низойдет в наш грешный и страдающий мир, чтобы спасти и чудесно преобразить его. Даже в истории собственной юношеской любви поэт видит как бы прообраз этого чуда. Поэтому картина свидания, прихода возлюбленной вдруг озаряется каким-то напряженным, благоговейно-восторженным светом:
Запевающий сон, зацветающий цвет,
Исчезающий день, погасающий свет.
Открывая окно, увидал я сирень.
Это было весной - в улетающий день.
Раздышались цветы - и на темный карниз
Передвинулись тени ликующих риз.
Задыхалась тоска, занималась душа,
Распахнул я окно, трепеща и дрожа.
И не помню - откуда дохнула в лицо,
Запевая, сгарая, взошла на крыльцо.
Вы хотите знать подлинное лицо Александра Блока? - продолжали они. Посмотрите на мальчика, увидевшего чудо, изображенного художником Нестеровым в картине 'Видение отроку Варфоломею'. Это он!
Но вот голос другого современника:
Стихия Александра Блока
Метель, взвивающая снег.
Как жуток зыбкий санный бег
В стихии Александра Блока!
Несемся - близко иль далеко?
Во власти цепенящих нег.
Стихия Александра Блока
Метель, взвивающая снег.
(Федор Сологуб)
Нет, - слышим мы, - Блок совсем не рыцарь-монах, воспевающий божественную Прекрасную Даму! Он похож на Мцыри, тосковавшего в монастырских стенах по своей далекой, смутно припоминаемой родине, по настоящей, бурной жизни, которая звала его, как сказано у Лермонтова,
От келий душных и молитв
В тот чудный мир тревог и битв,
Где в тучах прячутся скалы,
Где люди вольны как орлы.
Это голос Мцыри слышится в яростной отповеди Блока тем, кто пытался 'образумить' поэта, вернуть его в 'темные храмы' ранних стихов:
Прочь лети, святая стая,
К старой двери
Умирающего рая!
Стерегите, злые звери,
Чтобы ангелам самим
Не поднять меня крылами,
Не вскружить меня хвалами,
Не пронзить меня Дарами
И Причастием своим!
('Прочь!')
И, как Мцыри, - слышим мы вновь, - он заблудился и смертельно устал в своих скитаниях, гордый, отчаявшийся, горько усмехавшийся над своими несбыточными мечтами и все-таки благословлявший безумную и погибельную, но вольную жизнь. Недаром Блок взял строки из лермонтовского стихотворения 'За все, за все тебя благодарю я...' эпиграфом к одному из самых знаменитых своих циклов 'Заклятие огнем и мраком'.
Вы хотите видеть настоящего Александра Блока? - спрашивают нас. Взгляните на портрет, написанный с него блестящим художником Константином Сомовым! Тяжелое, надменное, бесконечно усталое лицо, опаленное пламенем многих страстей... Вот он!
Да, был и такой Блок. Но почему же ни он сам, беспощадный к себе и бесстрашно искренний, ни его близкие не любили этот портрет?
Каков же истинный Блок?
Когда в воздухе собирается гроза, то великие поэты чувствуют эту грозу, хотя их современники обыкновенно грозы не ждут. Душа поэта подобна приемнику, который собирает из воздуха и сосредоточивает в себе всю силу электричества.
Блок1
Фея - младенца меня
Унесла в свой чертог озерной
И в туманном плену воспитала...
И венком из розовых роз
Украсила кудри мои...
Так рассказывает один из героев драмы Блока 'Роза и Крест' - певец Гаэтан - о своем детстве. Подобно ему и сам Блок, как сказано в поэме 'Возмездие',
...был заботой женщин нежной
От грубой жизни огражден,
Летели годы безмятежно,
Как голубой весенний сон.
'Музыка старых русских семей' (V, 34) звучала вокруг ребенка, воспитывавшегося в доме известного русского ботаника А. Н. Бекетова. (Вскоре после рождения сына - 28 ноября 1880 года-Александра Андреевна Бекетова разошлась со своим мужем, профессором Варшавского университета Александром Львовичем Блоком, и вернулась в Петербург. И хотя через несколько лет она вторично вышла замуж за офицера Франца Феликсовича Кублицкого-Пиоттуха, бекетовская семья продолжала играть в воспитании мальчика преобладающую роль.)
'Благоуханная глушь' подмосковной усадебки Шахматове, обычной летней 'резиденции' Бекетовых, казалось, прочно отгорожена от всего печального и тревожного, как будущий 'соловьиный сад' блоковской поэмы, в который 'не доносятся жизни проклятья'. Как в сказочном королевстве, ребенок растет в профессорско-дворянской семье общим кумиром и баловнем и занимает все большее место на скрижалях фамильной 'хроники' - в тетради 'Касьян' (сестры Бекетовы, и среди них мать Блока, завели ее, чтобы раз в четыре года - в Касьянов день, 29 февраля - записывать важнейшие из случившихся событий и гадать о будущем).
Впоследствии 'Касьян' наивно и благоговейно сохранит нам внешний пунктир блоковской биографии: 'ангел прелестный', 'Сашурочка' постепенно превратится в 'Сашуру', в 'Сашу', окончит гимназию, поступит в Петербургский университет, женится на дочери близкого друга А. Н. Бекетова, великого русского ученого Менделеева, Любови Дмитриевне, и будет на первых порах думать по окончании курса быть учителем русской литературы или служить в Публичной библиотеке.
Но вскоре определится истинное его призвание: 'Саша стал известным поэтом, издал уже несколько сборников стихов, пишет во многих изданиях' (1908); 'Саша очень известный и любимый поэт' (1912).
На записи 1912 года повествование 'Касьяна' обрывается, так что он ничего не может поведать нам о Блоке - авторе драмы 'Роза и Крест' и поэм 'Соловьиный сад' и 'Двенадцать'. И конечно же, он оставляет неразгаданным самый процесс превращения 'Сашурочки' в великого поэта.
Блок говорил, что писательские творения - 'только внешние результаты подземного роста души' (V, 369-370). О ходе этого роста можно подчас только догадываться. Это-сложнейшее производное от разнообразнейших жизненных событий и впечатлений, от огромнейших до почти незаметных.
Много лет спустя мать Блока писала, что 'он - очень напряженный и чувствительный аккумулятор'2. Это глубоко верно и во многом объясняет, почему именно Блок превратился в величайшего трагического поэта эпохи.
Блоку было что 'аккумулировать' уже в атмосфере самой его семьи.
'...И ребенка окружили всеми заботами, всем теплом, которое еще осталось в семье, где дети выросли и смотрят прочь, а старики уже болеют, становятся равнодушнее, друзей не так много, и друзья уже не те - свободолюбивые, пламенные,-говорится в набросках планов блоковской поэмы 'Возмездие', во многом носящей автобиографический характер. - ...Семья, идущая как бы на убыль, старикам суждено окончить дни в глуши победоносцевского периода. Теперь уже то, что растет,- растет не по-ихнему, они этого не видят, им виден только мрак' (III, 462).
