— Никак нет, — Слава поставил чемодан на пол. — Сей момент бегу подстригаться.
— Результат сразу мне по телефону.
— Бу сделано!
Голубев вышел из кабинета. Бирюков посмотрел на Дубкова, затем перевел взгляд на Огнянникову:
— Насколько понял из обмена приветствиями, вы знаете друг друга?
— Это наш участковый, — подтвердила Огнянникова.
— Знаем, — сказал Дубков.
Бирюков встретился с ней взглядом и спросил:
— Анна Леонидовна, в ночь с пятницы на субботу видели в аэропорту Владимира Евгеньевича?
Огнянникова недоуменно покосилась на Дубкова:
— Не помню что-то…
— Постарайтесь вспомнить.
— По-моему, видела, а может… нет.
— Пожалуйста, поточнее.
— Кажется, видела.
— Как он был одет?
— Ну, это… — Огнянникова, словно ученица, ждущая подсказки, глянула на Дубкова. — Кажется, вот так же, как сегодня, в форме…
Дубков укоризненно качнул головой:
— Не угадала, Аня. Я в штатском костюме был и тебя в ту ночь в аэропортовском вокзале не видел.
На лице Огнянниковой появилось недоумение:
— Ну, как же?.. Вы всегда в форме ходите…
— В форме я в райцентре хожу, а в Новосибирск по-штатски нарядился.
— Владимир Евгеньевич, миленький… — ошеломленно проговорила Огнянникова. — Вы, наверное, не узнали меня из-за того, что волосы перекрасила.
Дубков обиженно насупился:
— Я, Аня, двадцать лет в милиции работаю. Привык даже в личное время внимательность проявлять.
— Спасибо, Владимир Евгеньевич, — поблагодарил участкового Антон. — Можешь быть свободным.
После ухода Дубкова Огнянникову будто подменили. Заложив ногу на ногу, отчего высоко оголилось красивое загоревшее колено, она с прищуром уставилась на Антона:
— Специально подговорили Владимира Евгеньевича, чтобы взял меня на пушку? Подстроили и радуетесь?..
Бирюков выдержал взгляд:
— Запрещенных способов, Анна Леонидовна, не применяем. Конечно, это чистая случайность, что именно в ночь с пятницы на субботу Дубков оказался в аэропорту Толмачево. Но дальше в нашем разговоре подобных случайностей не будет. Станем говорить только на основе документов. Скажите, почему вы уехали в аэропорт к вечеру, если все рейсы на Ригу отправляются в семь тридцать утра по местному времени?
— Не знала расписания, потому и уехала. В прошлом году были вечерние рейсы, думала, все так и осталось.
— Продажа билетов на Ригу началась под утро, как утверждает Дубков, а вы говорили мне, что с вечера подходили к кассе…
— От бесонницы спутала.
Антон показал справку из сберкассы.
— Вот здесь черным по белому написано, что последний раз вы снимали деньги со своего счета полгода назад. Почему утром сегодня солгали?
— Не думала, что будете проверять, безответственно ляпнула, — довольно быстро ответила Огнянникова и улыбнулась. — У меня дома на всякий случай триста рублей лежало…
— А какие семьсот рублей положили на сберкнижку первого сентября?
— Дачу продала.
— Кому?
— Одному покупателю из Новосибирска.
— Как фамилия его? Адрес?
— Представьте, не спросила.
— Не хотите говорить — не надо. Разыщем этого покупателя, а пока пойдем дальше… Почему сорвалась нынче ваша поездка с Головчанским в Николаевку?
Огнянникова вроде бы растерялась, но тут же, словно упрекая Бирюкова, осуждающе покачала головой:
— У вас завидное упорство… Я уже говорила, что сто лет никаких дел с Головчанским не имею, а вы по-прежнему продолжаете гнуть свою линию.
Бирюков достал письмо Головчанского к Геворгу Тиграновичу Алексаняну и показал его Огнянниковой:
— Прочитайте в конце… «Приеду опять с Лапушкой. Она низко кланяется вам с Сильвией Оганесовной…»
Огнянникова сосредоточенно прочитала написанное:
— Ну и что?.. У Головчанского, знаете, сколько «Лапушек» было.
Антон показал протокол опознания:
— Вот юридический документ, подтверждающий, что в роли «Лапушки» в прошлом году выступала Анна Леонидовна Огнянникова. Теперь мне понятно, почему вы не соглашались ехать с Хачиком к его родителям в Николаевку. Они сразу вас узнают и спросят сына, кого привез в снохи…
— Не говорите глупостей! Почему именно мою фотокарточку посылали для опознания? — с вызовом спросила Огнянникова. — Не лучше ли было фото Нади Тумановой послать?..
Бирюков поочередно показал протоколы с фотографиями Софьи Георгиевны, Тоси Стрункиной и Нади Тумановой:
— Вот сколько посылали… Но Геворк Тигранович и Сильвия Оганесовна из всех опознали вас…
Лицо Огнянниковой стало таким растерянным, словно Анна Леонидовна только что очнулась от кошмарного сна и никак не могла вернуться из забытья к реальной действительности.
Антон молчал. Пауза стала затягиваться. Наконец Огнянникова усмехнулась:
— Не можете толком расследовать преступление и решили на мне отыграться? Решили меня во всем обвинить?..
— Разве я в чем-то вас обвиняю? — спросил Бирюков.
— Ну а разве нет? Через столько дней после смерти Головчанского какие-то протоколы организовали. Сразу не могли этого сделать?
— Николаевка от Сибири слишком далеко, потому и задержка вышла, — спокойно сказал Антон. — Я, Анна Леонидовна, добиваюсь от вас одного: говорите правду. Неужели еще не можете понять, что изворачиваться бессмысленно?..
Огнянникова снова надолго замолчала. Она сосредоточенно разглядывала наманикюренные ногти, поправляла на груди яркую брошь с разноцветными дорогими камнями и, казалось, вот-вот заплачет. Глядя на ее расстроенное лицо, Бирюков вдруг почувствовал жалость, что такая красивая молодая женщина впуталась в очень некрасивую историю.
— Поймите, Аня, теперь буду проверять каждое ваше слово, — поторопил Антон.
— Ну а если скажу, что я отравила Головчанского?.. — робко заикнулась Анна Леонидовна.
— Тоже стану проверять. Чтобы вынести обвинительное заключение, одного признания мало. Нужны более веские факты и доказательства.
Огнянникова вроде бы повеселела:
