«Зин, айда к телевизору… Может, про Штирлица новая серия…» «Danke schon! Aufwiedersehen!..» «Ванька, наш рейс объявляют — не стой ротозеем!» Корреспондент реакционный строчит в блокнот: «Здесь шум и гам аукционный. Никто не знает про отлет, Что ищет русский человек в болотах Тынд и Нарьян-Маров! От взглядов красных комиссаров он совершает свой побег…» Корреспондент попрогрессивней строчит, вздыхая иногда: «Что потрясло меня в России — ее движенье… Но куда? Когда пишу я строки эти, передо мной стоит в буфете и что-то пьет — сибирский бог, но в нашем, западном кремплине. Альтернативы нет отныне — с Россией нужен диалог!» А кто там в буфете кефирчик пьет, в кремплине импортном, в пляжной кепочке! Петр? Щепочкин? Пьющий кефир? Это что — его новый чефирь? «Ну как там, в Сочи?» «Да так, не очень…» «А было пиво?» «Да никакого. Новороссийская квасокола». «А где же загар!» «Летит багажом». «Вдарим по пиву!» «Я лучше боржом». «Вшили «торпеду» Сдался врачу?!» «Нет, без торпед… Привыкать не хочу». И когда самолет, за собой оставляя свист, взмыл в небеса, то внизу, над землей отуманенной, еще долго кружился списочный лист, Щепочкиным не отоваренный: «Зам. нач. треста Сковородин — в любом количестве валокордин. Завскладом Курочкина, вдова, — чулки из магазина «Богатырь». Без шва. Братья — геодезисты Петровы — патроны. Подрывник Жорка — нить для сетей из парашютного шелка. Далее — мелко — фамилий полста: детских колготок на разные возраста. Завхоз экспедиции Зотов — новых анекдотов. Зотиха — два — для нее и подруги — японских зонтика. Для Анны Филипповны — акушерки — двухтомник Евтушенки. Дине — дыню. Для Наумовичей — обои. Моющиеся. Воспитательнице детсада — зеленку. Это — общественное. Личное — дубленку. Парикмахерше Семечкиной — парик. Желательно корейский. С темечком. Для жены завгара — крем от загара. Для милиционера
