– Тогда в чем дело? С такой мордой, как у тебя сейчас, не в развлекательный круиз отправляться, а присутствовать на панихиде по безвременно усопшей теще…
Шульгин улыбнулся одной, правой половиной рта, поднял стакан.
– Давай. Помнишь, я тогда сказал: «Твое вдохновение на дне этой бутылки. Пиши. Для себя и для меня тоже, и да поможет нам бог»?
Я помнил. Тот удивительно теплый, душистый июньский вечер в кисловодской гостинице «Нарзан», что располагалась в старинном двухэтажном здании наискосок от Колоннады и прямо напротив знаменитой нарзанной галереи.
Мы тогда впервые почти случайно оказались вдвоем на этом знаменитом курорте, поселились в крошечном мансардном номере, где стоять во весь рост можно было только возле окна, а койки, словно в подводной лодке, располагались в узких полутораметровых нишах. И стоило место 70 копеек в сутки.
Сашка собирался на свидание со своей руководительницей практики, а мне идти было некуда, и с чувством одновременно зависти и некоего внутреннего превосходства я разложил на столе с облезшим и испятнанным многочисленными ожогами сигарет лаком походные письменные принадлежности, чтобы продолжить труды над романом, долженствующим не уступить изысканностью и пессимизмом крайне тогда популярной «Триумфальной арке».
Тогда Сашка и достал из тумбочки на две трети полную бутылку «Перцовки», произнеся вышеназванные слова.
– И к чему ты это?
– Может, к тому, что мы по-прежнему живем не сами по себе, а в придуманном тобой мире…
Меня поразило, как совпали собственные мысли и Сашкины слова. Но я по-прежнему не понимал, в чем тут дело.
Еще сегодня утром все нам с ним казалось абсолютно ясным, настроение было приподнятым, заботы отступили, поскольку все необходимое давно сделано, карты выверены, припасы погружены, даны и получены последние наставления.
И вдруг…
Самое странное, что тревога, охватившая Шульгина, тут же передалась и мне, но не коснулась никого больше, хотя, казалось бы…
У Левашова, Берестина, Воронцова гораздо больше оснований тревожиться, это ведь им оставаться в России и продолжать эксперименты с мировой историей, а вот поди ж ты!
Может быть, Сашкина интуиция правильно подсказывает: остановиться, пока не поздно? А в чем проблема, не на войну же мы собрались, отдыхать, как и советовал Антон, отстранясь от всех мирских забот.
Так я и спросил у него, решив, что незачем больше держать друг перед другом «понт», как выражались во времена нашего детства.
– Прощаюсь с последней детской мечтой, «серебристой и самой заветной», если угодно, – опять криво усмехнулся Шульгин. – Выходит так, что я с вами завтра не пойду. А когда снова вернусь сюда, будет уже не то…
– Чего вдруг так? Мы же и вправду столько мечтали… А теперь… Не вижу повода. Пояснить можешь?
– Могу. Так вдруг все сложилось. Информацию я получил интересную. Сразу по двум каналам. От Агранова из Москвы и от Кирсанова из Берлина через Харьков. Высокая интрига наклевывается, исходящая, как и предполагалось, из недр «Системы»… И понял я, что непременно мне нужно задержаться и эту интригу раскрутить.
Уже понимая, что переубедить Сашку не удастся, я все же спросил:
– Так, может, и мне задержаться? Вместе все и раскрутим, быстрее и проще. А потом и поплывем…
– Не стоит, Андрей. Ей-богу, не стоит. – Сашкины слова звучали очень искренне и убедительно. – Тем более что наш уход как раз автоматически оную интригу поддерживает. Да и вообще. Плыви… Все равно скоро встретимся, неделей раньше, неделей позже. А ты вдобавок гарантированно мой тыл прикроешь. За Анну я буду спокоен, и в любой момент мы с тобой свяжемся, если помощь потребуется. Ты ведь как бы вне ситуации будешь находиться…
Не знаю, в словах его, как всегда, содержалась некая истина, только…
Все это было совсем не то, чего мне хотелось. Вместо полноценного отпуска по известной формуле: «Уж если отдыхать, так от всего» снова подразумевался очередной этап тайной войны, где мне отводилась лишь легенда «отдыхающего», который все время ждет, когда соответствующий сигнал вновь призовет в бой…
Это совсем разные вещи: на законном основании и без задней мысли валяться на пляже и охмурять рядом загорающих девушек или только изображать безмятежный отдых, бдительно высматривая на том же пляже злоумышленника, прячущего в плавках пистолет…
– И еще одно, – добавил после короткой паузы Сашка, – что-то мне такое вообразилось. Когда ты сказал, что можно уходить и внепространством… Если бы по-человечески, морем, тогда так-сяк. А через «канал» – ну, я не знаю. Помнишь, давно еще разговор был – каждый выход за пределы реальности сильнее и сильнее раскачивает мироздание. И в какой-то момент…
Такой разговор действительно имел место, вскоре после того, как мы с Ириной внезапно оказались в декабрьской Москве 1991 года, а не в августе 1984-го, как планировалось.
Или даже позже мы это обсуждали, после нашего с Сильвией возвращения с Валгаллы.
– Правда, опасаюсь я чего-то, если угодно. Мне кажется, что лучше будет, если я завтра после торжественных проводов соскочу втихаря за борт с аквалангом, вылезу на берег и начну автономное существование прямо отсюда, а не с Мадагаскара.
