тщательно прикрытую, чтобы она никого не смущала, Уильям смотрел куда угодно, только не на жену.
Вместо этого он смотрел на Гарриет – она кормила двухмесячного Пола, сидя на большом стуле, который считался ее стулом, потому что был удобен для кормления. Гарриет выглядела утомленной. Ночью Джейн не давали спать зубы, и она звала маму, а не бабушку.
Произведя на свет четырех новых людей, Гарриет сильно не изменилась. Вот она сидит во главе стола, синяя рубашка распахнута с одной стороны, и видно часть белой груди с голубыми прожилками вен и энергично движущуюся маленькую головку Пола. Губы Гарриет характерно плотно сжаты, она наблюдает за происходящим вокруг: здоровая, привлекательная молодая женщина, полная жизни. Только усталая… Дети прибежали, бросив игру, и потребовали ее внимания, и Гарриет, вдруг раздосадованная, отрезала:
– Почему бы вам не подняться поиграть на чердаке?
Это не было на нее похоже – снова взрослые за столом переглянулись: кому взять на себя труд избавить Гарриет от шумных детишек. В итоге Анджела ушла с детьми.
Гарриет огорчило, что она злилась.
– Я всю ночь не спала, – начала было она, но Уильям перебил ее, отнимая инициативу высказать то, что думали они все; Гарриет понимала это и даже знала, почему сказать должен Уильям, недобросовестный муж и отец.
– Теперь так и будет, сестрица Гарриет, – объявил он, подаваясь вперед со своего барьера и вскидывая руки, как дирижер. – Сколько тебе лет? Нет, не говори, я знаю; и за шесть лет ты родила четверых детей.
Он огляделся, чтобы убедиться, что остальные за него – так и было, и Гарриет видела это. Она иронично улыбнулась.
– Преступница, – сказала она. – Вот я кто.
– Сделай перерыв, Гарриет. Это все, о чем мы просим, – продолжил Уильям, все более и более веселым и наигранным тоном – в своей обычной манере.
– Это говорит отец четверых, – сказала Сара, прижимая к себе свою бедную Эми и вынуждая остальных сказать вслух то, что они, должно быть, думали: что она переступила через себя, дабы поддержать своего никудышного мужа перед всеми.
Уильям послал ей благодарный взгляд, стараясь не смотреть на горестный сверток, который она оберегала.
– Да, но мы хотя бы растянули это на десять лет, – договорил он.
– Мы собираемся сделать перерыв, – объявила Гарриет. И добавила с вызовом в голосе: – По крайней мере, на три года.
Все переглянулись: Гарриет показалось, осуждающе.
– Я говорил вам, – сказал Уильям. – Эти безумцы намерены продолжить.
– Эти безумцы определенно намерены, – сказал Дэвид.
–
– Как и ее матери, – уныло добавила Сара: она имела в виду, что, несмотря на ущербного ребенка, Дороти решила, будто нужна Гарриет больше, чем Саре.
«Ты намного крепче ее, Сара, – говорила ей Дороти. – Беда Гарриет в том, что ей хочется больше, чем она может съесть».
Дороти сидела рядом с Гарриет, на руках у нее дремала малышка Джейн, вялая после беспокойной ночи. Дороти сидела прямо и прочно, губы сурово сжаты, глаза не упускают ничего.
– А что плохого? – сказала Гарриет. Она улыбнулась матери: – Что я еще могу?
– Они собираются родить еще четверых, – заявила Дороти, обращаясь к остальным.
– Боже милостивый! – сказал Джеймс, восхищаясь и ужасаясь. – Ну и пусть, я ведь так много зарабатываю.
Дэвиду это не понравилось: он вспыхнул и потупился.
– О, Дэвид, не нужно, – сказала Сара, стараясь не показаться резкой: ей страшно не хватало денег, но это Дэвиду досталась хорошая работа, и это ему так много помогали.
– Но вы ведь не собираетесь вправду рожать еще четверых? – спросила Сара, вздохнув; все понимали, что она имеет в виду: еще четыре раза испытывать судьбу.
Сара нежно опустила руку на голову спящей Эми, покрытую платком, оберегая ее от всего мира.
– Нет, мы собираемся, – сказал Дэвид.
– Да, обязательно собираемся, – сказала Гарриет. Вот то, чего на самом деле хочется каждому, но людям промыли мозги. Всем хочется так жить, это правда.
– Счастливые семейства, – язвительно сказала Молли: она была сторонницей такой жизни, в которой быт занимал свое скромное место, оставаясь фоном для чего-то более важного.
– Центр этой семьи –
– Боже сохрани! – сказала Молли, и ее большое лицо, и без того довольно румяное, зарделось еще сильнее: ее взяла досада.
– Да, конечно, – продолжил ее сын. – Это никогда не был твой стиль.
– И уж точно не мой, – вступил Джеймс, – и я не собираюсь просить за это прощения.
– Но ты всегда был чудесным отцом, супер, – прощебетала Дебора. – А Джессика – чудесной мамочкой.
Ее настоящая мать вскинула свои массивные брови.
– Что-то не могу вспомнить, чтобы ты хоть раз дала Молли проявить себя, – заметил Фредерик.
– Но в Англии так хо-о-олодно, – простонала Дебора.
Джеймс, в своем ярком, слишком ярком костюме – статный хорошо сохранившийся джентльмен, приодевшийся для южного лета, – позволил себе иронически фыркнуть с высоты возраста на бестактность молодых и взглядом извинился за Дебору перед бывшей женой и ее новым мужем.
– Как бы там ни было, – подчеркнул он, – это
– Но если вам все это не нравится, тогда почему вы здесь? – спросила Гарриет, слишком воинственно для мирной утренней сцены. – И тут же залилась краской и воскликнула: – Нет, я не хотела.
– Конечно, не хотела, – сказала Дороти, – Ты переутомилась.
– Мы здесь, потому что здесь здорово, – сказала двоюродная сестра Дэвида, школьница.
У нее были несчастные или, по крайней мере, трудные отношения в семье, и она пристрастилась все каникулы проводить у Ловаттов, а родители были довольны тем, что их дочь повидает настоящую семейную жизнь. Звали ее Бриджит.
Дэвид и Гарриет обменивались долгими ободряющими веселыми взглядами, как было у них в обычае, и не услышали девочку, которая теперь бросала на них горькие взоры.
– Эй вы, двое, – сказал Уильям, – А ну скажите Бриджит, что не гоните ее.
– Что? А в чем дело? – завелась Гарриет.
Уильям сказал:
– Бриджит надо услышать, что она у вас желанный гость. Да, в общем, и всем нам нужно – время от времени, – добавил он своим игривым тоном и, не удержавшись, посмотрел на жену.
– Ну ясно, ты желанный гость, Бриджит, – сказал Дэвид. И значительно посмотрел на Гарриет, которая тут же сказала:
– Но разумеется. – Она имела в виду, что это понятно и без слов; и за этим лежал вес тысячи супружеских разговоров, который заставил Бриджит посмотреть на Дэвида, потом на Гарриет, потом опять на Дэвида, а потом оглядеть всех, кто был за столом, и сказать:
– Когда я выйду замуж, я буду жить так же. Как Гарриет и Дэвид, иметь большой дом и кучу ребятишек… и все вы будете там желанными гостями. – Ей было пятнадцать – простая темноволосая пухлая девчушка, которая, как все понимали, скоро расцветет и будет красавицей. Ей это говорили.
– Естественно, – невозмутимо сказала Дороти, – У тебя сейчас-то, по сути, никакого дома нет, вот ты и ценишь его.