Наконец голова поднялась, а глаза бегают, не знают, на чем остановиться, за что зацепиться. Вот зацепились за пуговицу на капитанском бушлате. Блестит, проклятая...
- Ну, - повторил капитан.
Глаза подымаются, как по крутой лестнице, от пуговицы к пуговице, к жесткому подбородку, покрытому рыжеватой щетиной, к твердым, обветренным, как бы побуревшим губам и щекам, к короткому, мясистому носу, что маловат для этого лица, и, наконец, к серым глазам-буравчикам, которые так и вонзились в Маленького, так и засверлили...
- Вот ты какой человек, Маленький Петров...
- А что Маленький сделал, товарищ капитан? Чего в телеграмме? Прочитайте, а! - закричал Чубчик.
- Вот ты какой человек... - повторил капитан, не обращая внимания на Чубчика.
Капитан говорил непривычно тихо, и от этой перемены в его голосе Маленькому стало отчаянно тоскливо. Лучше бы накричал.
- А я-то, дурак, поверил. Из-за брата тебе поверил. А ты вон какой...
Маленький чувствовал, что капитан на самом деле удивлен, что он не притворяется, как другие взрослые, когда читают свою мораль, а в самом деле расстроен и хочет понять, как это его обвели вокруг пальца...
- При первой же возможности спишу на берег, отправлю домой. А пока... Ленц! Три наряда вне очереди Маленькому Петрову!..
- Есть три наряда!
- Товарищ капитан!.. - выступил вперед Каштанов.
- Нет-нет, Каштанов, не просите. Один, понимаешь, при свежем ветерке растерялся, чуть шлюпку не перевернул. Другой подначивал. Третий разнимал. А четвертый из дому удрал. Не просите. Это уж моя ошибка. Я ее и исправлю. А вы, Каштанов, больше всех за Маленького хлопотали - проследите, чтобы письмо матери написал. Ясно?..
Капитан скребет небритый подбородок и еще раз говорит, но уже не сердито, а задумчиво:
- Вот ты какой человек...
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
И чайки смеются надо мной
Сидит Маленький Петров на пристани и грызет карандаш. Рядом мальчишка из местных лег животом на помост, опустил в щель между досками жилку и дергает - авось клюнет... Давно уже так лежит. Поболтает ногой, посвистит и опять уставится в щель. А что ему - писем сочинять не надо. Дорого бы дал Маленький Петров, чтобы вот так же поваляться на горячих чистых досках, глядя в зеленоватую дымчатую воду. Солнце просачивается в просветы между досками, и вода вся разлинована в желтую полоску...
Подошел капитан, постоял рядом. Маленькому показалось: он что-то спросить хочет. И уже слышал: 'Вот ты какой человек...' Но капитан молча ушел.
Писем Маленький Петров в жизни еще не писал, просто потому, что дело до этого не доходило. А если никогда писем не писал, то и не знаешь, как начать. Да и вообще, тоска смертная - бумагу марать. Кто любит письма писать, так это соседка его по парте - Вика Дымицкая. Ее бы сюда. Она живо... Как-то раз Маленький прочел письмо, которое Вика оставила на парте. Оно начиналось так: 'Дорогой незнакомый друг!' Три слова и все непонятные: если дорогой - почему незнакомый? Если незнакомый - почему дорогой?..
'Море! Больше всего на свете я люблю море! - писала Вика. - Вся моя жизнь вмещается в это слово! Море. Его нельзя описать словами! Восклицательные знаки Вика прямо-таки рисовала. Красивые - не оторвешься. - Прибой обнимает мои ноги! - читал Маленький дальше. - Он летит на меня тысячами бриллиантовых брызг! Мне кажется, что чайки смеются надо мной!' 'Здорово завернула про чаек', - подумал он тогда.
Маленький Петров хорошо запомнил это письмо, даже бумагу запомнил, гладкую, блестящую, и почерк - с наклоном в запретную сторону. Все запомнил. Странное это было письмо, вроде как из книжки списано, неизвестно к кому, о чем... 'Море! - прогнусавил он тихо, когда начался следующий урок. - Море! Как прекрасно оно! Чайки смеются надо мной!'
Да, Вика бы сейчас в два счета сочинила это проклятое письмо.
- Ну как, Маленький, написал? Давай посмотрю!..
Это Каштанов. Третий раз прибегает на пристань. Он уже успел в деревню сбегать, конфет купить, искупаться. Стоит перед Маленьким загорелый, поджарый, ребра после бега так и ходят ходуном. Наклонился, а с мокрых волос - кап, кап - на бумагу.
- Ну ты даешь! Письма написать не может! Пиши, диктовать буду: 'Дорогая мамаша...' Ладно, мама, все одно. Восклицательный знак. С новой строки. Отступи маленько. С большой буквы. 'Пишет твой сын... Прости меня...' запятая '...что я уехал, не спросившись...' Точка. 'Море властно зовет меня...' Что смотришь? Пиши: 'Море властно зовет меня...'
- И чайки смеются надо мной, - сказал Маленький. - А что, Каштанов, оставит меня капитан или домой отправит?
- Оставит! - небрежно бросил Каштанов. - Ну, пиши скорей. Надоело мне с тобой возиться. Море... властно... зовет...
- Иди ты, - сказал Маленький Петров. - Сам напишу.
- Давно бы так! - обрадовался Каштанов. - Бегу купаться. Водичка во!..
Маленький решительно склонился над блокнотом:
'...что я уехал, не спросившись. Я думал, ты меня ни за что не пустишь. Больше я так никогда не буду. Только бате не говори. Живем помаленьку, заработал три наряда. До свидания. Кольке привет. Я научился грести...'
Маленький еще подумал-подумал, погрыз карандаш и, тяжело вздохнув, приписал: 'Целую тебя'.
И все. И ни слова о главном. Про капитаново решение, про отправку домой. А вдруг и в самом деле оставит.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Хобби Кривого Томпа. Рассказ Каштанова
- А во смешно, - сказал Кошельков, - мы один раз в столовой весь хлеб съели.
- Как это - весь?
- А вот так - весь!
- А зачем? - спросил Маленький Петров.
- Обед долго не приносили. Во смешно, да?
- Это что, - сказал Степа. - А мы с Петуховым - помните Петухова? мы с Петуховым раз в Эрмитаже заблудились, в Зимнем дворце...
'Где они только не были, - с завистью подумал Маленький Петров, - и в Ленинграде, и в Москве...'
- Здорово заблудились! - повторил Степа. - На построение опоздали, втык получили...
- А во смешно, - сказал Кошельков и сам первый засмеялся. - Во смешно: мы раз шлюпку на берег вытаскиваем, а канат гнилой...
- Ну? - сказал Маленький Петров.
- Что ну? Что ну? - рассердился Кошельков. - Канат гнилой, вот тебе и ну!
- Это все ерунда, - сказал Каштанов, подбрасывая в костер смоленую доску. Смола оплавилась, закипела мелкими блестящими пузырьками, треск пошел кругом. - Это все ерунда. А слыхали, что с нашим капитаном в Рыбецке было? Про Кривого Томпа слыхали? Нет? Ну, вы еще салаги...
...Сколько раз в прежние времена, когда шлюпки уходили в плаванье, а Маленький Петров оставался на берегу и махал, махал им рукой, или когда торопился по звонким плитам Ратушной и ждал: вот сейчас из-за угла покажется красная черепичная крыша Дворца пионеров, потом - калитка, потом - дверь и в тихом сумраке клубной комнаты подымется навстречу сутуловатая фигура в потертом кителе... Сколько раз тогда мечтал он о такой ночи, о таком сильном костре, который вот-вот оторвется от земли и полетит по небу гудящей многокрылой птицей... И вот - есть ночь, есть костер, а он сам здесь уже чужой. Его все равно что нет. Спишут на берег, и никто о нем не пожалеет...
А Каштанов уже рассказывал:
- Наш капитан раньше в Рыбецке работал, в порту, начальником охраны вроде. И там начали суда пропадать. Вначале шлюпки, байдарки, моторки пропадали - мелочь всякая. Потом спасательный катер пропал у ДОСААФа, новенький совсем. Потом глиссер. А после морской буксир.
Шум поднялся - на весь город! Милиция целый день шурует, ищет воров, а ночью снова пропажа - землечерпалка исчезла! Утром работяги пришли, а землечерпалки нет... Вызывает капитана начальство:
