– Знаете, кузен, я видела утром его величество во дворце Сен-Поль!
Слова королевы прозвучали весьма неуместно. Герцог Орлеанский слыл человеком щепетильным и не любил, когда королева упоминала о короле во время любовных встреч, тем самым напоминая ему, что его любовница не кто иная, как супруга его собственного брата. Притворившись, будто слова королевы ничуть не задели его, герцог равнодушно поинтересовался:
– Как чувствует себя мой венценосный брат?
– Отвратительно! Он вновь пытался избить меня, как сделал это в прошлый раз, – пожаловалась королева, – слава богу, ему не позволили сделать это.
– И кто же посмел воспротивиться моему брату? – герцог Орлеанский задал вопрос с искренним удивлением.
– Эта девица… Де Одинер. Король в последнее время только её и допускает к себе. Терпеть не могу эту девицу, – королева поморщилась, – король назвал меня шлюхой, а дофина – ублюдком. Он заявил, что кроме Екатерины у него нет детей. Бедный мальчик, он присутствовал там и слышал все слова, которыми поносил его король. Дофин с такой ненавистью смотрел на меня, что мне стало не по себе. Дофин даже не пытается скрывать свою ненависть ко мне. Я даже думать боюсь о том, что он со мной сделает, когда станет королём.
– Не принимайте близко к сердцу, любовь моя, – посоветовал герцог Орлеанский, – дофину всего шесть лет, с возрастом он изменится.
– Не думаю, мой друг, – возразила королева. – Дофин уже в столь юном возрасте определил отношение к своему окружению. Знаете ли вы, кузен, кем он восхищается?.. графом д'Арманьяком.
– Что же в этом странного, любовь моя, – удивился герцог Орлеанский, – граф д'Арманьяк – один из достойнейших людей, которых я когда-либо знал. Он честен, храбр, великодушен, и многие почитают за честь дружбу с ним, в том числе и ваш покорный слуга.
Будь герцог Орлеанский повнимательней, он бы заметил, как недовольно нахмурились изящные брови королевы. Некоторое время после слов герцога Орлеанского королева словно раздумывала. У неё был вид человека, который не знает, как сказать слова, которые она всё же произнесла:
– Вы, наверное, не слышали, какие нелицеприятные слова произнёс в мой адрес граф? Знаете ли вы, что он себе позволил? Граф прилюдно назвал меня «похотливой стервой, готовой затащить в постель любого». Он сказал, что голова короля не в состоянии уместить количество рогов, которые я ему поставила. Также он обозвал меня… я даже не хочу повторять эти отвратительные слова, и добавил, что я приношу Франции больше вреда, чем принесла битва при Кресси, – оскорблённая королева продолжала гневным голосом, – графу нет оправдания, ибо вся Франция знает, что меня не интересует политика. Я не вмешиваюсь в дела моего супруга и вовсе не намерена терпеть наглые и бесцеремонные выпады графа.
В эту минуту герцог Орлеанский совершил роковую ошибку. Вместо того, чтобы обрушиться с гневной тирадой на недопустимое поведение графа, чего и ожидала от него королева, он лишь равнодушно пожал плечами и ответил:
– Граф и мне высказывает в лицо всё, что думает. Ему не нравится наша связь, и дело вовсе не в том, что я женат на его сестре. Граф считает нашу связь неприемлемой и богопротивной. Он честен и не выносит ухищрений, к которым склонны другие.
– Иными словами, кузен, вы намерены спустить ему с рук слова, которые он произнёс в мой адрес? Он поливал меня нечистотами, а вы принимаете это как должное, – в голосе королевы прозвучала скрытая ненависть, которая укрылась от герцога Орлеанского.
– Отнюдь, любовь моя, – ответил герцог Орлеанский, – я непременно отправлюсь в Осер и поговорю с графом.
– Будет ли он наказан?
– Не забывайте, любовь моя, граф один из двенадцати нотаблей, входящий в королевский совет. И только королевский совет в полном составе может вынести ему наказание.
– Как всегда вы правы, кузен, – королева натянуто улыбнулась и тут же испустила тяжёлый вздох, пожаловалась: – Кажется, опять начинается мигрень. Надеюсь, вы меня простите?
– Что вы, любовь моя, – герцог Орлеанский подошёл к королеве и легко поцеловал в губы, – я провёл чудесные мгновения рядом с вами и желал бы продлить их, но, поскольку вам нездоровится, мне придётся откланяться.
Поклонившись, герцог Орлеанский взял шляпу и перчатки и вышел. Королева долгое время с нескрываемой злобой смотрела на дверь, через которую он вышел.
– Жюли, – резким голосом позвала королева. Поверенная королевы немедленно прибежала на зов.
Королева встала с постели, подставляя своё обнажённое тело под проворные руки Жюли, которая в течение следующей четверти часа одела и причесала королеву. Едва туалет королевы был закончен, как вновь прозвучал повелительный голос:
– Никола Фламеля… я хочу видеть его… сию минуту.
– Мадам, – Жюли покинула опочивальню королевы и вскоре вернулась в сопровождении немолодого мужчины, одетого в серую одежду. Мужчина был высок и худощав, с выступающими скулами на лице.
Оставив его наедине с королевой, Жюли удалилась. Не сводя взгляда со своего астролога, королева задала вопрос:
– Что говорят звёзды, сударь?
– То же, что и в прошлый раз, – с поклоном ответил астролог, – они предвещают смерть герцогу Орлеанскому в эту ночь!
– Твоё предсказание не может быть ошибочным?
– Нет, моя королева!
