часами. Очки-порш были у него на носу, сигара торчала из кармана.
Все мы взмокли, ветра совсем не было, и где-то над Сэн-Клу клубились, выстраиваясь в боевом порядке, облака.
- Хорошо бы пива, - сказал Муха и облизнулся. Натан кивнул. В профиль у него были густые длинные ресницы.
Я отвел их в кафе.
Не годится, - заглянув вовнутрь на распаренные пунцовые банкетки и угрюмую стойку, объявил Натан. Они переглянулись с Мухой.
Нет ли чего-нибудь посолиднее'
Я опешил.
В каком смысле?
В смысле цен. Нам расплачиваться наличными не интересно. Мы все берем на пластик, в кредит.
Я отвел их в единственный дорогой бар поблизости. Педрилы, ледяной воздух, цены выше Эйфелевой башни.
Почем здесь пиво? - спросил Натан.
Я только начал соображать, что меня в нем раздражало - искусственный голос, короткие рубленные фразы, словно он начитался Дос Пасоса. В том, что он ничего, кроме спортивного приложения Нью-Йорк Таймс, не читает, я был уверен. Позднее я понял свой промах. Конечно, он читал бесконечные комментарии и колонки в женских журналах: бисексуальность, маски для лица из толченого стекла, как приготовить мартини в аравийской пустыне...
Застукав его через день в кондитерской с осовелым взглядом и липким ртом, я понял, что подмосковную девицу бруклинскими штучками просто так не возьмешь:
Пиво? Не знаю. Самое дорогое франков по двадцать пять...
Окей, возьмем икорки, - Муха уже подзывал тающего от счастья гарсона. Переведи ему...
К моему удивлению, икра нашлась.
- Триста грамм, - сказал Натан.
Водки бы, простонал Муха.
Мы на работе, - огрызнулся Натан.
Господа, - встрял я, - знаете ли, почем на берегах Сены рыбьи яйца?
- Расслабься, - был ответ, - будь как дома...
Сидя в полутьме бара, я думал, что в такие дни солнце является единственной архитектурой города. Тяжелая солнечная стена вздымалась напротив. Мощная колонна била вверх сквозь отверстие в потолке террасы. Пучок лиловых лучей натягивал невидимый отвес на повороте винтовой лестницы. Как тишина вставлена в музыку, солнечные строения были вставлены в городские. И как пальцы, заплетенные в пальцы, они были обречены расстаться вечером.
То же самое происходило и со мною. Дневные мечты гасли на закате, реальность подсовывала угрюмые камни, кривые фасады, обшарпанные углы:
- Слушай, старик, - Муха не утруждал себя мазать икру на тартинку, он предпочитал, как в Москве, есть ложкой, - у вас здесь сингл-бары существуют?
Какое-то время я смотрел на него не узнавая. Неужели это мы? Он, я... Ребята с Рождественского бульвара. Где ранним летом все запушено тополиным пухом, а зимою снег сыпет с такой яростью, словно хочет выбелить до нуля, до чистого белого цвета грешный город...
Бары для холостяков? Как у нас на Второй авеню? Чтобы с девушкой можно встретиться.
У нас бляди, - сказал я. - На все вкусы.
Я вспомнил неизвестно к чему, что пробираясь в толпе. Муха пользовался баскетбольными приемами. Что осталось от московского Мухи? А от меня? Пожалуй, честнее всех был Натан. Меняться так меняться. То, что мы уехали, оставили тот берег, было ясно. В то, что мы никуда не причалили, не хотелось верить.
Блядям нужно выдавать наличные, - Муха тоже приглядывался ко мне; быть может, так же как и я, лишь внешне участвуя в разговоре.
А девушек можно накачать шампанским. От пузыриков они становятся легче. Идут на взлет... Правда, Нат?
Натан смотрел в угол, где у стойки переминался с ноги на ногу наголо стриженный усач.
- Объясни ты ему, - сказал он наконец, - что мы с ним будем в кошки-мышки прятаться...
Способность удивляться требует наличия пустот. Ребята были на гастролях. Дома они обменялись с Фредом МакЛавски кредитными карточками. Фред сваливал к тетке в Гонконг. Ровно через четырнадцать дней старый хмырь МакЛавски, который натер себе мозоль на этом деле, должен был заявить узкоглазым местным властям о пропаже бумажника, двухсот тридцати двух рублей зеленью, фотографии сильно раздетой брюнетки, нескольких сабвеевских токенов и Визы, она же Амэрикен Экспресс. За это время бывшие строители мунизма должны были опустошить магазины Европы.
Трюк был старый, заплесневелый, и МакЛавски, само собой, менял мухину Визу и Натановский Экспресс на meme chose с кем- то, отбывающим в Австралию. Вещи было условлено сдать в магазин '0'Десса' на Лонг-Айлэнде.
Помнишь Ривкина с Таганки? - тормошил мою память Муха. - Он на вторых ролях ошивался. Теперь у него двухэтажный шоп'.
С документами тоже проблем не было. На Брайтоне заделывали документы на любое имя. Называйся хоть Хрущевым, хоть Эйзенхауэром. Подписи молодые люди воспроизводили идеально. Фред МакЛавски в свое время был натановским ухажером. Когда Натан, видимо, был еще Наташею.
Голова моя шла кругом. Натан, раскурив сигару, встал и отправился к стойке. Криво улыбаясь, он спросил что-то у усача.
Понимаешь теперь, - сказал Муха, - что происходит? Мы без копейки...' И, кивнув в сторону бара, понизил голос и добавил: - А это я отказываюсь принимать. Стоило зашивать промежность, чтобы опять гоняться за мужиками. Мозгам моим это недоступно...'
Мозги здесь ни при чем, - уверил его я.
- Большие же магазины Натан не любит, - закончил Муха, - в больших и в ювелирных, как сам знаешь, легко перекрывается выход...
Натан был в Европе по карте пятый раз. Муха, увязший с устройством дел, работавший и таксистом, и дорменом, продававший швейцарские кастрюли с двойным дном, и, одно время ошивавшийся в асисстентах у известного фотографа, решил рискнуть и заработать на свое такси.
- В крематории, старик, было легче. Бывшие совы делают в Штатах хорошую капусту. Трэфик! Пуляют оружие, кокаин, героин. Потом уходят в чистый бизнес. Если такой существует. Ты бы видел Брайтон! Расцвет НЭПа. Пальба, шампанское с селедкой, блатные оркестры... Дело в том, что дальше ехать некуда. Америка наше последнее приключение...
От фотографа Муха ушел сам. Хотя и получал хорошие зеленые деньги.
Невозможно, мужик..., целый день через контору идут подростки женского пола, и каждая, каждая! готова немедленно вывернуться наизнанку. Босс работал часа три в сутки. Остальное время в студии творился сущий сатирикон.
Не жалеешь, что уехал? - спросил я.
Смеешься? Жалею, что не смылся лет на двадцать раньше. Начинать нужно вместе с жизнью. А не против течения, как теперь. Теперь все впопыхах. Сучий возраст поджимает.
Вернулся Натан. У него был вид утопленника. Утопшего в сметане.
Облако, жалкое скопление паров, загородило июльское солнце. Рухнули стены и колонны, растаяли контрфорсы, вместо торжественной, органом гудящей, архитектуры, осталась висеть лишь легкая пыль.
Я прошлялся с ними неделю. Двухкомнатная квартира в Пасси выглядела, как склад. Натан охамел. Он тыкал пальцем в то и это. Любой, проживший в Штатах полтора года китаец, мог просечь его акцент. Судя по всему, у него сдавали нервы, играло очко. Вечером в ресторане он заказывал улиток да лягушек, из чего, по его мнению, иисключительно и состояла французская кухня.
Муха был тих, его мрачный юмор терял последние просветы. Я выбирал вино. Так как Американский Экспресс все еще крутил колеса, гарсоны кивали с одобрением - вино я выбирал с любовью. Воздушная зыбкая идея, зародившаяся в эти дни, уплотнялась. Я и сам начал шастать глазами по витринам, примеряя твидовый пиджак, любуясь компактным стереокомбайном.
Пожалуй, если бы и у меня был бы шанс отовариться на карту, я мог бы проскочить осень и наплевать на зиму. Два дня шопинга решили бы все проблемы. Я знал, что мне было нужно: от книг до пластинок и, если бы можно было куда-нибудь сплавить Натана, вдвоем с Мухой мы отстрелялись бы в два счета.
Я сводил их на Пигаль, показал пигалиц, протащил по Сэн-Дени.
Пора блядям делать электронные вставки, врезки, - грустно мечтал Муха, как в уличных банках. Чтобы можно было заряжать карту.
Они собирались на уик-энд в Германию. Соuр de Force. Я предупреждал, что боши отличаются от лягушатников в знании Шекспира. Натан страдал животом. Муха вычислял, как бы перебраться назад в Европу.
Найди мне девицу, - просил он. - Для фиктивных оплаченных отношений. Но тоже, чтоб всё же не страшнее атомной войны была...
Как вы будете через таможню в Штатах пробираться? - интересовался я.
Без проблем, - Натан объедался вальюмом, - еще никто не залетал.
- Мы будем первые, - вздохнул Муха.
Я уехал к друзьям в деревню на уик-энд. Я был
