- Сам не могу понять, чего я хочу. Только очень хорошо знаю, чего я не хочу.
Из дому вышел горбун, протрубил в свой серебряный горн и закричал:
- Все ко мне! Маргарет дает сеанс сексуального массажа! Все в дом, все в дом!
Выпускники университета, перешучиваясь, неторопливо двинулись к дому, а Пальма пошел к кибиткам цыган: они рассаживались на траве и доставали из баулов завтрак - бутерброды с ветчиной. Старый цыган поднялся, когда к нему подошел Пальма, и сказал:
- Вы, верно, против того, чтобы мы здесь перекусили? Но мы недолго, у нас есть приглашение еще в один дом. Это ведь дом господина Пальма? Я не ошибаюсь?
- Верно. Ешьте себе... Все пьяны, никому ни до кого нет дела. А Пальма к тому же добрый парень.
- Человек, говорящий о господине Пальма <парень>, может быть либо еще более богатым, чем он, либо он должен быть его лакеем.
- Я - лакей, - хмыкнул Ян, - мы все тут его лакеи...
- Вы говорите неправду. Лакей никогда не признается в своей профессии.
На железнодорожной станции было пусто. Где-то было включено радио. Диктор читал последние новости: <В Вене на улицах продолжается перестрелка между коммунистами и национал-социалистскими вооруженными отрядами. Есть жертвы среди мирного населения>.
Пальма долго стучал в окошечко кассы, но никто не отвечал ему: кассир, видимо, спал.
На привокзальной площади остановился низкий <роллс-ройс>. Из машины вышла молодая женщина.
- Не сердись, - сказала она седому человеку, сидевшему за рулем. - Не надо на меня сердиться.
- Я не сержусь. Просто я бы очень советовал тебе остаться.
- Зачем? Для кого?
- Для меня, Мэри...
- Это жестоко: делать что-нибудь наперекор себе - даже во имя ближнего. Ты мне сам потом этого не простишь. Неужели тебе приятно быть с человеком, если ты знаешь, что он остается с тобой только из жалости?
- Если этот человек ты - мне все равно, Мэри.
- Карл, мужчина временами может быть слабым - это порой нравится женщинам, но он не имеет права быть жалким.
Мэри помахала рукой человеку, сидевшему за рулем громадной машины, и легко взбежала по ступенькам вокзала. Машина, резко взяв с места, словно присев на задние колеса и напружинившись, сразу же набрала скорость.
Женщина остановилась за спиной Пальма, который по-прежнему стучал костяшкой указательного пальца в окошко кассы. Наконец окошко открылось.
- Простите, я отлучился, чтобы сварить себе кофе, - сказал кассир, все считают, что я сплю в эти утренние часы, а я не сплю, я только часто отхожу за кофе.
- Лучше бы вы спали, - сказал Пальма.
- Мне тоже так кажется, - вздохнул кассир, - но мы расходимся во мнении с начальством. Куда вам билет?
- До Вены.
- Мы продаем билеты только до наших станций, тем более что в Вену сейчас трудно попасть из-за тамошних беспорядков... Я могу продать билет только до Риги.
- Я знаю. Это я так шучу...
Женщина, стоявшая за спиной Пальма, усмехнулась.
Он обернулся.
- Кто-то должен смеяться над вашей шуткой, - пояснила она, - кассир, по-моему, член общества по борьбе с юмором.
- Спасибо, вы меня очень выручили. Вы тоже до Риги?
- Наверное.
- Вы убежали от того седого рыцаря?
Женщина кивнула головой.
- Я тоже убежал, - сказал Пальма.
- Все сейчас убегают... От врагов, друзей, от самих себя, от мыслей, глупостей, от тоски, счастья... Все хотят просто жить...
- Вам бы проповедницей в Армию спасения...
Подошел поезд. В вагоне было пусто: только Пальма и эта женщина. Они сели возле окна. Туман, лежавший над землей еще час назад, сейчас разошелся. Когда поезд набрал скорость, стало рябить в глазах от резкого чередования цветов: белого и зеленого.
- Меня, между прочим, зовут Ян.
- А меня, кстати, зовут Мэри.
- Почему-то я был убежден, что у вас длинное и сложное имя.
- А у меня на самом деле длинное и сложное имя: Мэри-Глория-Патриция ван Голен Пейдж.
- На одно больше, чем у меня, но все равно красиво... Я бы с радостью увидел вас сегодня вечером.
- Я бы тоже с радостью увидела вас сегодня вечером, если бы у меня не было записи на радио, а вы не уезжали в Вену.
- Да, про Вену я как-то забыл.
- А я никогда не забываю про свои концерты, и мне поэтому трудно жить. Зачем вы едете в Вену?
- Мне нравится, когда стреляют.
- Хотите попрактиковаться в стрельбе?
- Позвольте, кстати, представиться: Ян Пальма, политический обозреватель нашего могучего правительственного официоза. Вот моя карточка, позвоните, если я оттуда вернусь, а?
Бургос, 1938, 6 августа, 8 час. 10 мин. __________________________________________________________________________
Хаген неслышно вошел в комнату. Он вообще умел ходить неслышно и пружинисто, несмотря на свои девяносто килограммов. Пальма почувствовал в комнате второго человека лишь потому, что тонкий, жаркий и колючий луч солнца исчез с его века и в этом глазу наступила звенящая, зеленая темнота - так бывает после хорошего удара на ринге.
<У кого это был рассказ <Солнечный удар>? - подумал он. - Кажется, у кого-то из русских>.
Он открыл глаза и увидел склоненное над собой лицо Хагена.
- Ну как? - спросил тот. - Легче?
- Несколько...
- Доктора мы, к сожалению, пригласить не можем... Пока что...
- Это как <пока что>? - спросил Пальма. - Вы пригласите доктора, когда надо будет зарегистрировать мою смерть?
- Ну, эту формальность соблюдают только в тюрьме, после приговора суда. Мы просто делаем контрольный выстрел за левое ухо.
- Почему именно за левое?
- Не знаю... Между прочим, я сам интересовался: отчего именно за левое? Экий вы цепкий, господин Пальма. Пойдемте, я покажу наше хозяйство. Подняться можете?
- Наверное.
- Ну, вот и прекрасно. Давайте руку...
Они вышли на маленькую галерею, окружавшую дом.
- Забор не обнесен колючей проволокой, но через эту мелкую металлическую сетку пропущен ток. У нас свой генератор. Убить не убьет, но шок будет сильный. Включаем днем, когда у нас только двое дежурных на территории. Ночью мы спускаем собак, и у нас дежурят четыре человека.
- Это вы к тому, чтобы я не думал о побеге?
- Мой долг хозяина - показать вам дом, где вы теперь живете.
