остервенением чистя картошку, но с другой-то стороны, думала она, это всё разве жизнь? Не в деньгах дело… не в деньгах… а жизнь кончается, вот в чём дело, вот уже тридцать шесть стукнуло, а жизнь-то была? Виктор не в счёт — это утварь домашняя. Вибромассажёр. Вот. Точно. Прибор для достижения оргазма. Тарелки, что ли, побить? Или в ванне утопиться? Нет, сделаю-ка я лучше баланс Сергею Витальевичу. Давненько я не делала балансов, мстительно думала Любовь Ивановна.
А этот ночью ещё и утешать полез. Любовь Ивановна даже не стала делать вид и шевелить бедрами. Просто перетерпела всю эту процедуру, сжав зубы, глядя в потолок и утешая себя тем, что зато завтра она начнёт делать баланс.
Просто удивительно, куда деваются деньги, отпускаемые на налоговые органы. Помещения неприспособленные, мебель ужасная, инспектора сидят друг у друга на головах, про налогоплательщиков и говорить не приходится — часами стоят в узком коридоре, набитые там, как селёдки. Ну, эти-то сами виноваты — тянут до последнего дня, а потом все хором являются. Да ещё не по одному разу — то справки нет, то расчёт неверен, то печать не поставили, то руководитель, где надо, не расписался. И эти люди занимаются бизнесом! Где уж тут России подняться! Одно слово — ЧП, то есть частные предприятия…
Любовь Ивановну высокие материи особо не беспокоили. Она привыкла любое дело делать хорошо. И то дело, которое она делала сейчас, она делала хорошо. И наводила порядок там, где его не было. Гражданам и организациям положено отчислять налоги — и Любовь Ивановна умела проверять, правильно ли они это делают. Граждане и организации норовили налоги утаить — и Любовь Ивановна хорошо знала, как они это могут делать. В чём-то работа была сродни следовательской, был в ней, кроме детективного, некоторый научный уклон, при всём при том это была работа с людьми, хотя и не всегда приятными. Однако она была всегда корректна, не то что, скажем, Люська Иванова. Та вообще налогоплательщиков за людей не считала, она шла по коридору, раздвигая их острым плечом и злобно шипя «Дорогу! Дорогу! Понабилось вас тут…», причём ходила когда надо и не надо, находя в этом удовольствие. Она и принимала документы, с презрением тыча авторучкой: а это ещё что такое? А почему вписано не по форме? Идите отсюда, и не приходите, пока всё не сделаете. Идите, идите! И это при том, что нарушения-то были незначительные и можно было исправить всё тут же, на месте.
А особое удовольствие доставляло Люське Ивановой выдерживать клиентов в ожидании. Подождите в коридоре! Куда вы лезете, не видите, я чай не допила! Или роется где-нибудь в шкафу, а клиент пока «доходит» — на него чуть прикрикнуть потом — и бери тепленьким!
Ничего этого Любовь Ивановна себе не позволяла. Работала она быстро, разговаривала вежливо, но дистанцию держала. Она не девочка Валюша, которая шепталась нежно с кожаным мальчиком из одного ТОО и дошепталась — её попёрли из налоговой, а в ТОО устроили проверку, после чего ему не оставалось ничего другого, кроме как закрыться.
Сегодня Любовь Ивановна была героем дня. Весь женский коллектив выслушал её рассказ про шапку и про Сергея Витальевича, даже из соседних отделов девчонки прибегали. Про баланс Любовь Ивановна мудро умолчала. Тем более, что утром передумвла про баланс. И про то, что Филимонов — директор ЧП, умолчла тоже. Но позвонила ему — шарф-то надо отдать!
— Точно, — удивился Сергей Витальевич, — про шарф-то я забыл. Заеду к Вам сегодня. Где Вы работаете?
— Нет. — сказала Любовь Ивановна. — Я сама занесу. Или лучше встретимся где-нибудь. Например, у Дома быта.
Точно, у Дома быта. Тогда она еще и причёску сделает. Стоп, а причёска-то зачем…
— Ну, хорошо. А как насчёт баланса?
— Насчёт баланса… — замялась Любовь Ивановна. — Надо посмотреть…
— Ну вот, заодно и посмотрите…
С Виктором вышел прокол. Заявилась она поздно, сияющая и разрумяненная — прошлись опять с Сергеем Витальевичем до дома пешком. Увидела тревожные глаза Виктора — и стало стыдно. Неизвестно за что. Любовь Ивановна была воспитана в строгости. Виктор был у неё первым и единственным мужчиной. С Сергеем Витальевичем у неё ничего не было (или пока не было), но какую-то грань она уже переступила. Неужели измена — это только постель? Или поцелуй? Или то неуловимое общее, что появилось между ней и Сергеем Витальевичем? А когда только подумаешь о другом мужчине — это разве не измена? И где грань? И, перейдя грань — не всё ли равно, где остановиться? И надо ли останавливаться?
Любовь Ивановна то думала обо всём этом, и вид у неё был отсутствующий: то, вспомнив сегодняшний вечер, расплывалась в счастливой улыбке, то спохватывалась и делала обыкновенное домашнее и озабоченное выражение лица. Надо научиться владеть собой, подумала она. А Виктор — почувствовал что-то, обиделся, надулся. И Любовь Ивановна подумала вдруг, что муж-то у неё ничего, только скис в последний год. Растерялся. Помочь бы ему. Неожиданно для себя Любовь Ивановна почувствовала к нему нежность, смешанную с раскаянием, и была бурная ночь, каких давно не бывало, но что-то было не так. Засыпая Любовь Ивановна поняла, что было не так: она изменила. Изменила Сергею Витальевичу, не любовнику и даже не возлюбленному, а просто нанимателю — с родным мужем. Чудны дела твои, Господи…
Конечно, проще всего было взять документы домой. Но ведь не за то боролись…
— Мне же нужно задавать Вам вопросы по ходу дела. — сказала Любовь Ивановна. — Надеюсь Вас это не обременит?
— Да я давно забыл, что такое выходные. — сказал Сергей Витальевич.
— А жена?
— А что жена? Привыкла.
— Я бы поскандалила.
— Ну и она скандалила. Но она у меня баба неплохая. Понимающая.
Ишь ты, подумала Любовь Ивановна с ревностью. У него еще и жена неплохая. Вот бы Витёк мой приходил домой к ночи? Огорчилась бы? И Любовь Ивановна обнаружила, что — нет, не огорчилась бы. Заподозрила бы, приревновала. Но не огорчилась бы. Господи, да хоть бы он нашёл себе дело, да хоть бы сутками пахал… и не в деньгах дело, не в деньгах…
Сергей Витальевич тоже не из-за денег… Камикадзе. Дон-Кихот Ламанчский. Торговлей не занимается из принципа. Только производство. Обороты — кот наплакал. И штраф на штрафе. Бухгалтер, поди, девчонка сопливая. НДС ни разу вовремя не сдала. И делась куда-то. Сергей Витальевич врёт, что в больнице. А врать-то не умеет. Интересно, кассу она прихватила или нет? И что самое паршивое: инспектор у «Феникса» — Люська Иванова.
— У меня два условия. — сказала Любовь Ивановна. Первое. Моя фамилия не должна нигде фигурировать.
— И в платёжной ведомости? — невинно спросил Сергей Витальевич.
— Ах да. — спохватилась Любовь Ивановна. Но подтвердила. — Да. И вообще об этом никто не должен знать.
Что я несу, подумала она. Это значит — «чёрный нал». Ну дожилась — налоговый инспектор…
— Принимается, миссис Железная маска. — сказал Сергей Витальевич. — А второе?
— В налоговую я ходить не буду.
— И только-то?
— И только-то.
— Аванс можете получить хоть сейчас.
— Теперь я понимаю, почему у вас дела неважнецкие. — сказала Любовь Ивановна. — Вы раздаёте деньги кому попало и без каких-либо гарантий.
— Ну, скажем, вы — не кто попало…
— Спасибо. — смутилась Любовь Ивановна.
На другой день она уже купила себе шапку.
Семнадцать мгновений зимы, думала Любовь Ивановна. А Вы, Штирлиц, останьтесь. Информация для
