размышления. Жизнь её с каждым днём всё больше становилась дешевым детективом.
Она сказала Виктору, что нашла временную работу по совместительству. И это было правдой. Она сказала, что сделала это, чтобы купить шапку. И это было правдой. Она сказала, что будет приходить домой к девяти, и ни разу не опоздала. Но дело было не в этом. Как погасить счастливую улыбку? Как найти силы взглянуть в глаза мужу? Это было сложнее всего: взглянуть в глаза, заговорить, как ни в чём ни бывало. Куда легче было в те дни, когда они с Виктором были в ссоре. Он открывал дверь и, не глядя, уходил в комнату. А она, молча — на кухню. Любовь Ивановна заметила, что она с утра старается поругаться с Виктором. Поводов было достаточно.
Зато каждый вечер с шести до полдевятого был Сергей Витальевич. Часов до семи еще вертелись эти лохматые фифы, да задерживался изредка компьютерный мальчик. Ну, на этого-то можно было не обращать внимания. Его ничто не интересовало, кроме своих программ. Но и он научил Любовь Ивановну кое-чему. Когда Любовь Ивановна сообщила, что «склад» не идёт, и та сумма, которая есть на самом деле, никак не вяжется с отчётностью, Сергей Витальевич призвал мальчика. «А какая сумма вам нужна?» — спокойно спросил тот. Любовь Ивановна сказала, но добавила, что на подбор документов уйдёт недели две. Мальчик двадцать минут поковырялся в клавиатуре и принёс распечатку. Никакой налоговый инспектор (а Любовь Ивановна была не последним налоговым инспектором), не нашел бы в этих цифрах ничего криминального, если б не знал их происхождения. Всё сходилось с точностью до рубля (на четыре рубля расхождение, самокритично заметил мальчик, надо бы дельту уменьшить), всё было как положено и не имело ничего общего с реальной действительностью. Вот так это и делается, подумала она. Вот так тебе и вешают лапшу на уши, незаменимому специалисту.
— Как вы это делаете? — не утерпела она.
— Да по разному можно, — ответил мальчик нехотя. — Можно методом Ньютона, а можно и методом сопряжённых градиентов. Градиентами сложнее, но зато точность больше. А можно вообще перебором, программируется за пять минут, но считается дольше.
Вчера мальчик немного поучил её работать с компьютером. Кажется, ей это не момешает.
Но и с Сергеем Витальевичем было не так просто. Как будто была раз и навсегда проведена между ними черта — и за магическую ту черту никто из них не переступал. Любовь Ивановна считала, что первый шаг должен сделать мужчина, а мужчина этого шага не делал! Хотя всё происходило мило, хотя лёгкий флирт, начавшись в тот знаменательный вечер, так и продолжался — но и не развивался! И Любовь Ивановна терялась в догадках: нужна ли она вообще Сергею Витальевичу… не как бухгалтер, не как бухгалтер! И в рамках того же якобы флирта, как бы шутя: спросила: а что же, всё работа да работа, а как же личная жизнь? Женщины там… Сергей Витальевич тоже как бы шутя сказал, что мол, не до того, некогда, но лёгкая тень пробежала по его лбу, и губы характерно сжались.
Старые раны, подумала Любовь Ивановна с интересом и ревностью. И небось работой лечит. Это у них стандарт — если с женщиной не вышло, принимают работу, как лекарство, два раза в день до еды, и дозами покрепче. А все кругом говорят с уважением: трудоголик! А ему, бедолаге, либо в трудоголики, либо в алкоголики, это уж по вкусу. Ну что ж, клин клином вышибают…
Только времени осталось в обрез. Баланс-то Любовь Ивановна сделала. Но сдавать в таком виде его было нельзя. Это было ежу понятно. И не сдавать его тоже было нельзя. Эта дура, которая числилась у Сергея Витальевича в бухгалтерах, сделала массу вопиющих глупостей. Теперь понятно, почему она сбежала. Хуже всего, что эти глупости были зафиксированы в документах по третьему кварталу, сданных в налоговую инспекцию. Папка «ЧП Феникс» каждый день мозолила ей глаза на Люськином стеллаже.
В семь погас свет. Любовь Ивановна подержала ещё немного карандаш в руках, надеясь, что свет загорится — да и положила.
— Самое время страшилки рассказывать. — сказала она.
— А Вы умеете? — засмеялся Сергей Витальевич.
— Ну, попробую. — и Любовь Ивановна произнесла замогильным голосом. — Налог на прибыль увеличен до семидесяти процентов…
— Ой, не надо! — забоялся Сергей Витальевич. — Лучше что-нибудь про кровавую руку…
— Что, страшней государства никого нет?
— Это точно. Вы знаете, всё время, пока я занимаюсь бизнесом, я чувствую себя на войне. Как Давид с Голиафом, ей-богу. Мы государству не в масть, мы ему конкуренты. Оно нас законами, налогами, мы его сами знаете чем… Одна была мечта — скинем коммунистов, и будет новое государство мне другом. На-кося выкуси, стало оно другом. При Горбачёве пятипроцентным налогом возмущались, а потом пришел Егор Тимурович по нашим спинам и нам же завернул 28 процентов НДС. В качестве награды. И что ни день, то новости. Ну ладно, а ля гер ком а ля герр.
— Что сие означает? — спросила Любовь Ивановна.
— На войне, как на войне. Так и воюем по сю пору. Оно такое большое, а я — такой маленький. Кстати, знаете анекдот на эту тему? Идёт слон, навстречу — заяц. Встрёпанный, кричит: не ходи, слон, на ту поляну, там такое сидит, такое, и всех трахает! Слон всё равно идёт. Волк бежит навстречу: ох, там такое, всех трахает, и меня трахнуло! Слон всё равно идёт. Медведь ковыляет, за задницу держится: и его трахнуло! Приходит слон на поляну, а там — шмакодявка с мизинец. Ну что, говорит слон, боишься? Боюсь, кричит шмакодявка, ой боюсь! Никогда еще такого большого не трахало!
— Боитесь, а трахаете родное государство, — сказала Любовь Ивановна, — а между прочим, налоги идут на образование, культуру, пенсии.
— Ой, не надо. — заметил Сергей Витальевич. — Вот только не надо вот этого. Пенсионный фонд вообще не бюджетный, что с ним сделало родное правительство? Взяло в долг чуть не половину денег и забыло отдать. Мы-то платили, чтоб стариков поддержать, а они на Чечню спустили. Учителям зарплату задерживают, а сами из заграницы не вылезают. И этим людям я доверю свои денежки?
Тут Сергей Витальевич сделал то, что Любовь Ивановна никак не ожидала от интеллигентного человека: он рубанул левой рукой по сгибу локтя правой, а правую сжал в кулак.
— Фи. — сказала Любовь Ивановна.
— Простите. — сконфуженно сказал Сергей Витальевич. — На больную мозоль наступили. Но извините, почему я, организовав свой бизнес, сразу стал для всех врагом? Родственник мой — в отделе снабжения на заводе, он — пролетарий, а я, директор производственного частного предприятия — спекулянт. В институте, откуда я ушёл, до сих пор грызутся из-за четвертьставки. Эти деньги можно за день заработать, они месяцами её делят. А я для них — вообще враг народа, именно потому, что эти деньги за день зарабатываю. Но ведь палец о палец стукнуть лень, а глотки грызть друг другу — не лень. А впрочем, давайте о чём-нибудь другом.
— О женщинах, — подсказала Любовь Ивановна.
— О женщинах… — даже в темноте видно было, как скривился Сергей Витальевич. — Да вот, кстати, о женщинах. Вот инспектор наша в налоговой. Я для нее тоже враг народа. У неё другой цели нет, кроме как меня унизить как-нибудь или обобрать. Пешка ведь, а власть ей дадена, и куражу…
— Ну, не все там такие. — не вытерпела Любовь Ивановна. — Есть порядочные люди, которые честно делают своё дело…
— Порядочные? В налоговой? — поразился Сергей Витальевич. — Честно делают своё дело? А что, вы уверены, что этого достаточно? Если, положим, порядочный палач честно делает своё дело и отрубает голову быстро, чтоб жертва не мучилась…
— Ну вы и загнули!
— Ну ладно, возьмём пример попроще. Вот вы убежденный противник спиртного, но работаете на ликероводочном заводе. И честно делаете своё дело, и перевыполняете план, и портрет ваш висит на доске почёта. И по ночам вам прекрасно спится. А такая аллегория вам как?
Эта аллегория крайне не понравилась Любови Ивановне. Она благодарила бога, что разговор происходил в темноте. С Сергеем Витальевичем простилась сухо и домой ушла одна.
Она «сняла пальчики» еще с одной фифы в «ЧП Феникс». Она сделала это как настоящий профессионал — улучила минутку и стибрила её персональную чашку, не прикоснувшись, а просто опрокинув чашку в полиэтиленовый мешок. Завтра она вернёт чашку в первозданном виде. Ну, Жанна, если это были
