Слышать насмешки Рауля не хотелось, монгрел и без того сказал лишнего.
Блонди удивить нелегко – практически невозможно, если уж быть до конца откровенным – но этому монгрелу удалось. Но не тем, что Катце признался в своих чувствах, хотя о ревности и так всё было понятно, Раулю просто было дико осознавать то, что этот эксперимент до сих пор действовал, приносил плоды. Эм с недавнего времени не стремился больше изучать мышление монгрелов-кастратов, но, видимо, интерес к ним, а точнее к Катце уже въелся в кору головного мозга и блонди продолжал эксперимент подсознательно, манипулируя чувствами и эмоциями для более близкой привязанности. Всё. Ближе некуда.
Рауль медленно нажал двумя пальцами на переносицу, пытаясь спокойно посмотреть на ситуацию, ничего при этом не упустив. Катце говорил много – не всё по делу, конечно – но возможно это один из способов выражения чувств. Кто знает?
Признание одновременно доставляло раздражение и странное чувство самодовольства, к которому примешивалось ещё более странное чувство, название которого пока оставалось загадкой.
Эм вряд ли мог сказать, сколько времени прошло с тех пор, когда умолк монгрел – мысли были важнее. Нужна ли ему эта…любовь? Зачем она ему? Что это даст? На эти вопросы ответов не было, результат он получил, а вот что с ним делать не решил – высшая степень непредусмотрительности! И как это могло случиться с ним – Вторым Консулом Амои?!
Рауль нахмурился. 'Так нельзя, пока это всё не зашло слишком далеко, хотя уже и так – слишком далеко'.
– Ты придаёшь чувствам слишком большое значение, – произнёс он холодно, – это верный путь к гибели.
– Да? – вырвалось у монгрела само собой – насмешливо и отчаянно, и все равно голос сел и стал тихим: – Но, ты же ЭТОГО хотел. Не так ли? Ты и сейчас хочешь
ЭТОГО.
У Катце было стойкое ощущение, что он спятил. Рауль либо слепой, либо наивно полагает, что у Катце есть шанс повернуть вспять? Блонди всегда остаются Блонди, и то, что Эм не понимал чувства монгрела – было лишним тому подтверждением. Он так и не узнал, к чему привел весь его эксперимент – не увидел, что Катце уже погибал: от нестерпимой боли, тоски, от этих одиноких вечеров в тщетном ожидании.
Ему выть хотелось и на стены кидаться! А это спокойствие Рауля и его связь со Стоуном – лучшего способа добить свою жертву уже придумать было просто невозможно. Если Катце раньше просто любил Рауля, то теперь он осознавал, что не сможет жить без него – это чувство пугало своей масштабностью. Монгрелу показалось – будто внутри него натянута тонкая нить, и если он пошевелиться, она порвется. Он понял, чем Рауль зацепил его: умение держать его хрупкое существование на краю, лишив всех надежд, смысла жить и, тем не менее – не отпускать. Но сейчас его отпустили. Совсем. Навсегда. Что ж, было сложно не признать виртуозность Рауля Эма, как прекрасного психолога. 'Не пытайся играть со мной – ты даже проиграть не сможешь, потому что игры, как таковой не будет' – эти слова с изощренной жестокостью звучали в голове Катце. Он проиграл и больше не хотел бороться. Он признал поражение.
Катце опустил взгляд на поврежденную руку и зло стиснул зубы, чтобы не закричать, или – боже упаси – не засмеяться. Несколько минут он просто молчал, собираясь с мыслями, но силы неумолимо покидали его. Дилер понимал, что не продержится долго.
– Зачем ты пришел?
Разговор уже давно из разряда 'вежливых' перешёл на личности и выяснение отношений, что блонди совершенно не устраивало – это выглядело как разговор любовников после ссоры, а не блонди с монгрелом, пусть и его подопытным. У Катце сдавали нервы – это было видно невооруженным глазом.
'Похоже, эксперимент давно вышел из-под контроля, – вынужденно признавал Консул, изучающее смотря на монгрела, – и он явно повлиял на психику Катце… Неприятно, но… – подбор мысленной формулировки, – я переживу'.
На лице блонди появилось почти брезгливое выражение – Да. Вот до чего доводят непродуманные до конца эксперименты! – Эм уже не собирался даже толком скрывать или подменять свои чувства перед Катце. Со всем этим нужно было срочно заканчивать – совершенно и бесповоротно! Рауль – словно нехотя самодовольно заметил:
– Как вам хорошо всё обо мне известно, – не смотря на отрицательные эмоции с небольшой долей иронии произнес он. – Может ещё что-нибудь расскажете… интересного?
Вопрос монгрела Советник просто не удостоил вниманием. 'Ещё только разве я ему мотивы своих действий не объяснял'. Но не смотря на раздражение и почти злость блонди понимал – ситуация ему не нравится, очень сильно не нравится, и далеко не из-за поведения Катце.
Дилер и не ждал сочувствия или понимания.
– Так вот в чем дело! Любопытство, да? – монгрел спрятал лицо в ладонь и невесело засмеялся. Это уже здорово начинало походить на безумие. – Ты поиздеваться пришел, Рауль? Тебе мало того, что ты уже сделал. Доводить, так до конца, верно? Или… – Монгрел исподлобья взглянул на блонди, губы дрожали, улыбка сползла с лица, уступая место злой иронии перед жизнью: – Или ты ждешь, что я тебе дам повод для того, чтобы свернуть мне шею? – Катце неотрывно смотрел в холодные глаза Второго Консула. – Сделай одолжение, Рауль, в следующий раз, когда мне захочется съездить тебе по морде, найди в себе хоть каплю, милосердия и придуши меня.
'Вот и проявилась истинная монгрельская сущность…' В этом состоянии Катце был вылитый Рики, особенно в первое время своего пребывания у Ясона. Таким он Консулу совершенно не нравился – налёт цивилизации слетел под порывом лёгкого ветра, и это было существенным недостатком. Вся тирада монгрела на повышенных тонах не возымела должного действия. Х хорошо хоть Эм запер дверь – монгрел, высказывающий своё отношение к Блонди в таком тоне… это уже слишком!
– Придержи свои эмоции, – холодно потребовал Рауль, – сделай одолжение…
Эм начинал уставать. От этих разговоров, от попыток трезво осмыслить происходящее и не поддаться под влияние собственных противоречивых чувств к этому монгрелу. Да, чувства были – разные, почти противоположные, но сильные как никогда и ни к кому. Это настораживало и почти пугало.
– Я сам решу, что с тобой делать, – пожал он плечами через некоторое время, – и обойдусь при этом без твоих желаний или предпочтений, – почти злая усмешка прошла по нервам дилера волной электрического тока.
– И что же это будет? Снова сошлешь меня в Раная-Уго? Изобьешь? Изнасилуешь? Или, как в прошлый раз – прикинешься мягким и ласковым? – Катце нервно хихикнул. – Ты не оригинален, Рауль… Мне надоели твои игры в 'кошки-мышки'. В конце концов, делай что хочешь. Я устал разговаривать с пустотой.
Катце отвернулся. Больше всего на свете ему хотелось остаться наедине со своей болью, и удержать под контролем свою злость, горечь. Может быть, при других обстоятельствах он и сказал бы Раулю, что любит, но не теперь. Нет никакого смысла говорить о чувствах там, где никогда не будет взаимности.
Это переходило все границы. 'Я что, дал повод разговаривать с собой в этаком панибратском тоне?!' – Твои слова очень похожи на ревностные истерики жены монгрела, – почти устало заключил Эм. – Не забывай, с кем ты разговариваешь, – эта фраза прозвучала на удивление равнодушно. – Моё терпение тоже не безгранично, да будет тебе известно…
Эм медленно поднялся из кресла и склонился над дилером, но не коснулся его даже краем своего сьюта.
– Ты разочаровал меня, Катце. Я думал ты всё же смог чему-то научиться, но твоё упрямство оказалось сильнее здравого смысла, мне почти жаль тебя, – эти слова можно было бы принять за издевательство, если бы не тон, которым они были произнесены. Рауль не жалел о своих словах, может быть хотя бы они помогут монгрелу придти в себя до того момента, когда он окончательно погибнет.
– Ты думаешь, это 'упрямство'?- монгрел поднял взгляд на блонди, но в нем не было страха – лишь какое-то обреченное безразличие. Сердце в груди рвалось на части – Катце не знал, что больно будет
