- Мэтьюз, сэр, - отозвался наконец один из матросов, указывая пальцем на татуированного соседа Хорнблоуэра по банке в катере.
- Превосходно, Мэтьюз, - сказал Хорнблоуэр, - назначаю вас временно исполняющим обязанности боцмана. Принимайтесь за работу и разберите всю эту путаницу наверху. А я пока займусь осмотром кормовой части.
Хорнблоуэр с трепетом ожидал вопросов, на которые у него не было ответов, но Мэтьюз только откозырял, сказав: 'Так точно, сэр!', повернулся на каблуках и отправился выполнять приказание.
- И первым делом избавьтесь от этой реи, пока она не свалилась кому-нибудь на голову, - добавил ободренный успехом Хорнблоуэр.
- Так точно, сэр! - невозмутимо отозвался Мэтьюз.
- Можете выполнять.
Матросы отправились на нос, а Хорнблоуэр проследовал на корму. Там он взял подзорную трубу французского капитана и обозрел горизонт. Несколько парусов маячило в отдалении. Хорнблоуэр догадался, что все они принадлежат захваченным судам каравана. Они уже изменили курс и направлялись в английские порты со всей возможной скоростью. Далеко-далеко, у самого горизонта, он различил верхние марселя 'Неутомимого', продолжающего преследовать остатки каравана. Все тихоходные и старые суда уже были захвачены, так что с каждым последующим призом старику Пеллью придется повозиться. Но это уже были чужие проблемы, а самому Хорнблоуэру предстояло самостоятельное трехсотмильное плавание до берегов Британии. Триста миль двое суток с попутным ветром и неизвестно сколько, если ветер переменится.
Он положил на место подзорную трубу. Матросы его были при деле, и Хорнблоуэр решил спуститься вниз и осмотреть свои новые владения. Внизу было три каюты: две одноместные принадлежали, очевидно, капитану и его помощнику, а третья - двухместная - скорее всего, боцману и коку, а может и судовому плотнику. Еще он нашел лазарет, дверь в который была распахнута и свободно хлопала в такт движению судна. В двери торчала оставленная кем-то связка ключей. Очевидно, французский капитан, решив, что беречь ему больше нечего, не счел нужным запирать двери, а только забрал ящик с вином. Хорнблоуэр запер дверь, а ключи положил в карман. Неожиданно он почувствовал себя очень одиноким. Он не знал еще, что в будущем ему не раз придется испытывать нечто подобное, - капитан корабля всегда одинок. Он поежился и решил вернуться на палубу. Увидев Хорнблоуэра, Мэтьюз бросился к нему, взял под козырек и почтительно спросил:
- Прошу прощения, сэр, не считаете ли вы, что нам следовало бы использовать тали и лебедку, чтобы разобраться с этой реей.
- Отличная мысль, Мэтьюз.
- Спасибо, сэр, но в таком случае нам потребуются еще люди. Могу я взять на время парочку лягушатников?
- Я не возражаю. Не уверен, правда, что они согласятся. К тому же, они настолько пьяны, что на ногах еле держатся.
- Ничего, сэр, - ухмыльнулся Мэтьюз, - думаю, мне удастся их уговорить. И неважно, будут они пьяными или трезвыми.
- Хорошо, выполняйте.
Именно в эту секунду Хорнблоуэр вдруг со стыдом вспомнил, что так и не проверил, в порядке ли его пистолет. Как же он мог забыть перезарядить его после вынужденного купания? Мэтьюз отправился на нос, а Хорнблоуэр снова поспешил вниз: в капитанской каюте он видел шкатулку с пистолетами, а рядом с ней пороховницу и мешочек с пулями. Он зарядил оба капитанских пистолета и перезарядил свой, засунув все три себе за пояс. Когда он появился на палубе, один из его матросов вывел из носового кубрика полдюжины французов. Хорнблоуэр поднялся на полуют* [Полуют - возвышение корпуса над верхней палубой на корме корабля.], сложил руки за спиной и попытался принять вид старого морского волка, все повидавшего на своем веку и привыкшего ничему не удивляться. С помощью талей его матросы за какой-нибудь час установили сбитую рею на место и снова подняли спущенный парус.
Эта работа близилась к завершению, когда Хорнблоуэр вспомнил, что через несколько минут ему предстоит прокладывать курс. Он снова бросился вниз в капитанскую каюту за картой и инструментами. Из своего кармана он извлек смятую бумажку, на которой были записаны координаты, и в очередной раз обругал себя за неосторожность. Ведь этот бесценный клочок бумаги легко мог потеряться, промокнуть, выскочить из кармана... Но ему, видите ли, в тот момент было не до координат, его больше беспокоило, как ему перебраться на катер, не замочив при этом ножки. Хорнблоуэра аж передернуло от отвращения к самому себе при одной только мысли, что эта бумажка могла пропасть из-за его преступной небрежности. С каждым мгновением он все сильнее проникался мыслью, что служба во флоте - не просто цепь кризисных ситуаций, как ему это представлялось раньше, но один постоянный, бесконечный кризис, из которого невозможно выбраться. И еще он понял, что, расправляясь с какой-то одной проблемой, он обязан одновременно обдумывать решение следующей, если не хочет безнадежно отстать от событий. Вздохнув, он склонился над картой, отметил свою позицию и проложил курс. Было как-то непривычно сознавать, что простая задачка по навигации, которая прежде представляла собой лишь теоретическое упражнение в классе под руководством м-ра Сомса, внезапно обрела решающее значение для его дальнейшей карьеры, а, может быть, и самой жизни. Он еще раз проверил свои расчеты и даже записал их для пущей верности на листочке бумаги.
Тем временем матросы закончили ремонт, препроводили французов обратно в кубрик и ждали дальнейших приказаний. Когда Мэтьюз сообщил об этом Хорнблоуэру, тот уже был готов.
- Ложимся на новый курс, - приказал он. - Мэтьюз, поставьте рулевого.
Хорнблоуэр сам помог матросам ставить паруса. Ветер к этому моменту еще немного посвежел, но юный капитан чувствовал, что его команде под силу справиться с судном.
- Какой курс держать, сэр? - спросил рулевой за штурвалом, и Хорнблоуэр поспешно достал из кармана заветную бумажку.
- Курс норд-норд-ост! - объявил он.
- Есть норд-норд-ост! - бодро откликнулся рулевой, и 'Мари Галант' пустилась в плавание к берегам Англии.
Начало смеркаться. Теперь уже на горизонте не было видно ни единого паруса. Хорнблоуэр знал, что на самом деле вокруг полно кораблей, но все равно остро ощущал свое одиночество и беспомощность в случае каких-либо непредвиденных осложнений. Ему столько предстояло сделать, а он был так молод и неопытен и совсем не готов к тяжкому грузу ответственности, легшему на его плечи. Надо было позаботиться об ужине для пленников, назначить вахтенных и сделать еще тысячу дел, включая даже такую мелкую проблему: раздобыть кресало и трут, чтобы зажечь бортовые огни. Он решил оставить на вахте двоих матросов - на носу и у штурвала, а двоих отправить вниз хоть немного поспать. Носовой вахтенный будет заодно приглядывать за французами. Если же понадобится спустить паруса либо произвести какой-то сложный маневр, будить придется всех - двоим или троим здесь не справиться. Хорнблоуэру стало немного жаль свой экипаж: еще двое суток придется им спать урывками и питаться на ходу галетами, запивая их холодной водой, да и то лишь в том случае, если погода не переменится. С этими мрачными мыслями Хорнблоуэр снова стал мерить палубу своими длинными журавлиными ногами.
- Почему бы вам не прилечь на несколько склянок, сэр? - спросил его матрос у штурвала.
- Я лягу попозже, Хантер, - ответил Хорнблоуэр, стараясь не показать, что такая мысль просто не приходила ему в голову.
Он знал, что совет матроса был разумным, и даже попытался последовать ему. Он спустился вниз, прилег на капитанскую койку и постарался заснуть, но ему, конечно же, так и не удалось этого сделать. Когда он услышал шум на палубе и крики вахтенных, что их смена кончилась, он не смог больше улежать в постели, встал, разбудил спящих в соседней каюте матросов и вместе с ними поднялся на палубу, чтобы еще раз проверить, все ли в порядке. Убедившись, что на Мэтьюза можно положиться, Хорнблоуэр опять спустился в каюту и даже ухитрился задремать, но тут его посетила такая мысль, что он вскочил с койки как ошпаренный. На лбу у него выступил холодный пот, а в душе возникла настоящая тревога за успешный исход порученного ему дела. Он бросился на палубу и разыскал Мэтьюза, удобно пристроившегося на палубе у носовых кнехтов* [Кнехт - стальная тумба на судне, предназначенная для закрепления на ней швартовых или буксирных тросов.].
