приближающегося рассвета. И он пришел - серый рассвет над серым океаном, принеся с собой новый день и новые проблемы для измученных людей. Но главная проблема вскоре разрешилась без чьего-либо участия. Как только достаточно развиднелось, один из гребцов внезапно издал хриплый возглас удивления и вскочил на ноги, указывая куда-то на горизонт. Все остальные тоже повернули головы в том направлении и увидели на сравнительно небольшом расстоянии лежащий в дрейфе большой корабль, который Хорнблоуэр сразу же узнал. Это был английский фрегат, тот самый, что послужил косвенной причиной гибели испанского капера и появления в открытом море спасательной шлюпки. Судя по всему, капитан фрегата поступил примерно так же, как и экипаж шлюпки, чем и объяснялась утренняя близость ее к фрегату.
- Подать сигнал бедствия! - скомандовал Хорнблоуэр, и никто из рыбаков не подал голоса в знак протеста.
Единственным предметом белого цвета оказалась рубашка самого Хорнблоуэра. Он стащил ее с себя, мгновенно замерзнув на пронизывающем ветру, и передал рулевому, который привязал рубашку к веслу и начал им размахивать. Хорнблоуэр одел свой промокший плащ прямо на голое тело и постарался поплотнее в него закутаться. Галисиец заметил, как он дрожит, в мгновение ока сорвал с себя толстую шерстяную фуфайку и предложил Хорнблоуэру...
- Спасибо, не надо, - запротестовал Хорнблоуэр, но рулевой и слушать не стал. Он указал на мертвое тело и наглядным жестом, сопровождающимся ухмылкой, показал, что не останется без теплых вещей, а позаимствует их у мертвеца.
Спор их был прерван возгласом одного из рыбаков. Фрегат развернулся по ветру и под зарифленными марселями направлялся прямо на них. Хорнблоуэр наблюдал за его приближением со странным ощущением раздвоенности. Там, на фрегате, была свобода, дружба, теплота человеческого общения; за спиной, где высились в голубой дымке галисийские горы, были неволя и одиночество. Английский корабль подошел к шлюпке с наветренной стороны. Борта его были облеплены матросами, высыпавшими на палубу поглазеть на необычное зрелище. Минуту спустя с фрегата спустили люльку с двумя бойкими матросами, которые быстро разобрались в ситуации. Шлюпку закрепили булинем, а матросы помогли испанцам, начавшим уже синеть от холода, по одному подняться на палубу фрегата. Когда очередь дошла до Хорнблоуэра, он отказался.
- Я королевский офицер и пойду последним.
- Господи! - воскликнул пораженный матрос.
- Тело поднимите тоже, - сказал Хорнблоуэр. - Он заслужил христианское погребение.
Болтающийся в люльке окоченевший синий мертвец представлял собой жутковатое зрелище. В лодке остались двое. Галисиец пытался оспорить право Хорнблоуэра последним покинуть шлюпку, но в этом вопросе тот оказался непреклонным. Но вот пришла и его очередь. Он продел ноги в веревочные стремена, обвязался вокруг талии булинем и медленно заскользил наверх, слегка раскачиваясь в унисон килевой качке фрегата. Когда Хорнблоуэр оказался на уровне палубы, его подхватили с полдюжины дружеских рук и помогли выпутаться из упряжи люльки.
- Ну вот ты и дома, малыш, - сказал с ухмылкой бородатый матрос, покровительственно похлопав Хорнблоуэра по плечу.
- Я королевский офицер, - повторил Хорнблоуэр. - Немедленно проводите меня к вахтенному офицеру.
Блаженствуя в теплой сухой одежде, Хорнблоуэр потягивал чай с ромом в каюте Джорджа Крома, капитана фрегата Флота Его Величества 'Сырт'. Это был худой бледный человек с постоянно озабоченным лицом, о котором ходили слухи, как о бесстрашном и предусмотрительном командире и первостатейном навигаторе.
- Эти галисийцы - прирожденные моряки, - говорил капитан. - Конечно, я не имею права насильно завербовать их, но, может быть, кое-кто из них предпочтет добровольно пойти на службу королю Георгу. Все-таки это лучше, чем плавучая тюрьма на 'Санта-Барбаре'.
- Сэр... - начал Хорнблоуэр и замолчал в затруднении, так как ему никогда прежде не приходилось вступать в спор с капитаном флота.
- Говорите, м-р Хорнблоуэр.
- Видите ли, сэр, эти люди вышли в море с целью спасения утопающих. Даже по законам военного времени они не подлежат взятию в плен. Не говоря уже о том, что все они - гражданские лица.
Холодный взгляд Крома сделался ледяным.
- Вы, кажется, собираетесь учить меня моим обязанностям, м-р Хорнблоуэр? - осведомился он ядовитыми тоном, подтвердив худшие опасения Хорнблоуэра относительно разумности спора с капитанами, имеющими королевский патент.
- Господи, нет конечно, сэр! - поспешно ответил Хорнблоуэр. - Я так давно не перечитывал 'Свод инструкций Адмиралтейства', что вполне могу ошибаться в этом вопросе.
- 'Свод инструкций Адмиралтейства'... - задумчиво повторил капитан уже совсем другим тоном.
- Я могу ошибаться, сэр, - поспешил закрепить успех Хорнблоуэр, - но мне припоминается, что такое же положение предусматривает аналогичный статус для двоих спасенных матросов.
Спорить с инструкциями Адмиралтейства могло выйти боком самому заслуженному капитану.
- Я должен обдумать создавшуюся ситуацию, - сказал капитан после минутного раздумия, и Хорнблоуэр понял, что он выиграл.
- У вас на борту умерший испанский моряк, сэр, - продолжал Хорнблоуэр, - тело которого я распорядился поднять на палубу в надежде на то, что вы прикажете похоронить его по-христиански. Эти галисийские рыбаки рисковали жизнью ради его спасения, и я полагаю, такой жест доброй воли произведет на них отрадное впечатление.
- Вы имеете в виду, по католическому обряду? Хорошо, я распоряжусь.
- Благодарю вас, сэр, - сказал Хорнблоуэр.
- А теперь перейдем к вам, молодой человек. Вы сказали, что имеете патент на чин лейтенанта. Что ж, я готов предоставить вам место на своем корабле до тех пор, во всяком случае, пока мы снова не окажемся в Гибралтаре, где вашу дальшейшую судьбу определит адмирал. Насколько мне известно, ваш 'Неутомимый' цел и невредим, а вы, возможно, еще числитесь в списках экипажа.
В этот момент Хорнблоуэр испытал такое дьявольское искушение, что лишь с величайшим трудом заставил себя поднести к губам чашку и отхлебнуть еще глоток чаю с ромом. Он и так ощутил какое-то болезненное наслаждение, просто очутившись на палубе английского корабля. Снова отведать солонины и источенных жучком сухарей было счастьем после неизменных бобов и сухих пресных лепешек. Даже английская речь звучала в его ушах ангельской музыкой. Свобода ждала его на расстоянии вытянутой руки, тем более, что шансы снова попасть в плен к испанцам представлялись до смешного ничтожными. Хорнблоуэр с содроганием вспомнил бесконечную, одуряющую монотонность жизни военнопленного. Ему даже не нужно было ничего говорить, достаточно было промолчать пару дней. Да, дьявол хорошо знал свое дело, но в случае с Хорнблоуэром коса, как говорится, нашла на камень. Он сделал еще один глоток живительного напитка, решительно отстранил гримасничающего около кресла дьявола и поднял глаза на капитана Крома.
- Мне очень жаль, сэр.
- Чего именно?
- Я дал честное слово офицера перед тем, как пустился в это предприятие.
- Ах вот как. Это меняет дело. Что ж, у вас право выбора.
В те времена такая практика существовала во всем мире и не вызывала никаких нареканий.
- Я полагаю, все формальности были соблюдены? - продолжал Кром. - Я имею в виду, вы поклялись не делать попыток к бегству перед свидетелями.
- Так точно, сэр.
Теперь у Крома не было выбора. Как джентльмен, он не мог пытаться уговаривать другого джентльмена нарушить данное слово.
- Я должен вернуться при первой же возможности, сэр, - сказал Хорнблоуэр со вздохом.
Под ногами у него качался на волнах прекрасный корабль, он сидел в уютной каюте, из которой так не хотелось уходить. Сердце Хорнблоуэра разрывалось от тоски и муки.
- Во всяком случае, я не отпущу вас, пока шторм не уляжется, - сказал капитан Кром. - А пока