Я подумал-подумал, послал, куда надо, телеграмму и остался у Пантелевны. Уж не знаю, как получилось, но только прожил я у нее не день и не месяц, а целый год.
Жил и писал свою книжку. Не эту, а другую.
Эту-то я пишу в Москве, гляжу в окошко на пасмурную пожарную каланчу и вспоминаю Чистый Дор.
---------------------------------------------------------------------------------------------
* Вода с закрытыми глазами *
Ю. Молоканову
С рассветом начался очень хороший день. Теплый, солнечный. Он случайно появился среди пасмурной осени и должен был скоро кончиться.
Рано утром я вышел из дома и почувствовал, каким коротким будет этот день. Захотелось прожить его хорошо, не потерять ни минуты, и я побежал к лесу.
День разворачивался передо мной. Вокруг меня. В лесу и на поле. Но главное происходило в небе. Там шевелились облака, терлись друг о друга солнечными боками, и легкий шелест слышен был на земле.
Я торопился, выбегал на поляны, заваленные опавшим листом, выбирался из болот на сухие еловые гривы. Я понимал, что надо спешить, а то все кончится. Хотелось не забыть этот день, принести домой его след.
Нагруженный грибами и букетами, я вышел на опушку, к тому месту, где течет из-под холма ключевой ручей.
У ручья я увидел Нюрку.
Она сидела на расстеленной фуфайке, рядом на траве валялся ее портфель. В руке Нюрка держала старую жестяную кружку, которая всегда висела на березке у ручья.
-- Закусываешь? -- спросил я, сбрасывая с плеч корзину.
-- Воду пью,-- ответила Нюрка. Она даже не взглянула на меня и не поздоровалась.
-- Что пустую воду пить? Вот хлеб с яблоком.
-- Спасибо, не надо,-- ответила Нюрка, поднесла кружку к губам и глотнула воды. Глотая, она прикрыла глаза и не сразу открыла их.
-- Ты чего невеселая? -- спросил я.
-- Так,-- ответила Нюрка и пожала плечами.
-- Может, двойку получила?
-- Получила,-- согласилась Нюрка.
-- Вот видишь, сразу угадал. А за что?
-- Ни за что.
Она снова глотнула воды и закрыла глаза.
-- А домой почему не идешь?
-- Не хочу,-- ответила Нюрка, не открывая глаз.
-- Да съешь ты хлеба-то.
-- Спасибо, не хочу.
-- Хлеба не хочешь, домой не хочешь. Что ж, так и не пойдешь домой?
-- Не пойду. Так и умру здесь, у ручья.
-- Из-за двойки?
-- Нет, не из-за двойки, еще кое из-за чего,-- сказала Нюрка и открыла наконец глаза.
-- Это из-за чего же?
-- Есть из-за чего,-- сказала Нюрка, снова хлебнула из кружки и прикрыла глаза.
-- Ну расскажи.
-- Не твое дело.
-- Ну и ладно,-- сказал я, обидевшись.-- С тобой по-человечески, а ты... Ладно, я тоже тогда лягу и умру.
Я расстелил на траве куртку, улегся и стал слегка умирать, поглядывая, впрочем, на солнце, которое неумолимо пряталось за деревья. Так не хотелось, чтоб кончался этот день. Еще бы часок, полтора.
-- Тебе-то из-за чего умирать? -- спросила Нюрка.
-- Есть из-за чего,-- ответил я.-- Хватает.
-- Болтаешь, сам не зная...-- сказала Нюрка.
Я закрыл глаза и минут пять лежал молча, задумавшись, есть мне от чего умирать или нет. Выходило, что есть. Самые тяжелые, самые горькие мысли пришли мне в голову, и вдруг стало так тоскливо, что я забыл про Нюрку и про сегодняшний счастливый день, с которым не хотел расставаться.
А день кончался. Давно уж миновал полудень, начинался закат.
Облака, подожженные солнцем, уходили за горизонт. Горела их нижняя часть, а верхняя, охлажденная первыми звездами, потемнела, там вздрагивали синие угарные огоньки.
Неторопливо и как-то равнодушно взмахивая крыльями, к закату летела одинокая ворона. Она, кажется, понимала, что до заката ей сроду не долететь.
-- Ты бы заплакал, если б я умерла? -- спросила вдруг Нюрка.
Она по-прежнему пила воду мелкими глотками, прикрывая иногда глаза.
-- Да ты что, заболела, что ли? -- забеспокоился наконец я.-- Что с тобой?
-- Заплакал бы или нет?
-- Конечно,-- серьезно ответил я.
-- А мне кажется, никто бы и не заплакал.
-- Вся деревня ревела бы. Тебя все любят.
-- За что меня любить? Что я такого сделала?
-- Ну, не знаю... а только все любят.
-- За что?
-- Откуда я знаю, за что. За то, что ты -- хороший человек.
-- Ничего хорошего. А вот тебя любят, это правда. Если бы ты умер, тут бы все стали реветь.
-- А если б мы оба вдруг умерли, представляешь, какой бы рев стоял? -сказал я.
Нюрка засмеялась.
-- Это правда,-- сказала она.-- Рев был бы жуткий.
-- Давай уж поживем еще немного, а?-- предложил я.-- А то деревню жалко.
Нюрка снова улыбнулась, глотнула воды, прикрыла глаза.
-- Открывай, открывай глаза,-- сказал я,-- пожалей деревню.
-- Так вкусней,-- сказала Нюрка.
-- Чего вкусней? -- не понял я.
-- С закрытыми глазами вкусней, С открытыми всю воду выпьешь -- и ничего не заметишь. А так -- куда вкусней. Да ты сам попробуй.
Я взял у Нюрки кружку, зажмурился и глотнул.
Вода в ручье была студеной, от нее сразу заныли зубы. Я хотел уж открыть глаза, но Нюрка сказала:
-- Погоди, не торопись. Глотни еще.
Сладкой подводной травой и ольховым корнем, осенним ветром и рассыпчатым песком пахла вода из ручья. Я почувствовал в ней голос лесных озер и болот, долгих дождей и летних гроз.
Я вспомнил, как этой весной здесь в ручье нерестились язи, как неподвижно стояла на берегу горбатая цапля и кричала по-кошачьи иволга. Я глотнул еще раз и почувствовал запах совсем уже близкой зимы -- времени, когда вода закрывает глаза.
