Берлином и Лондоном, которое последует после свержения Гитлера, было бы целесообразно обговорить в присутствии одного из руководителей оппозиции. <Можете ли вы организовать переход границы одному из ваших лидеров?> Я ответил, что приложу все усилия, чтобы сделать это. Тогда англичане предложили провести следующую встречу в их штаб-квартире, в Гааге, тридцатого октября, пообещав ознакомить нас с развернутыми предложениями не только министерства иностранных дел Англии и Даунинг-стрит'... Я вернулся в Берлин, и Гейдрих повторил, что он дает мне полную свободу действий как в легендировании операции, так и в подборе кандидатов на <участие> в <заговоре генералов>. Я поселился в особняке моего друга профессора де Крини, директора отделения психиатрии госпиталя Шаритэ; это были прекрасные дни тишины и отдыха; однажды, во время прогулки с профессором, я подумал, что он вполне может сыграть роль одного из <генералов-оппозиционеров>, ибо он был полковником медицинской службы, родился в Австрии, в Граце, что придавало достоверность его неприязни к Гитлеру, оккупировавшему его страну. Де Крини согласился с моим предложением, я посвятил его в подробности плана, и мы отправились в Дюссельдорф, на мою конспиративную квартиру, чтобы подготовиться к встрече с британской разведкой и прорепетировать возможные аспекты предстоящих переговоров. Мы пробыли в Дюссельдорфе два дня и выехали в Голландию. Прибыв на место встречи со Стевенсом и Бестом, мы были задержаны голландской полицией, привезены в участок, подвергнуты самому тщательному обыску, чуть было не провалились, но чудом избежали этого благодаря случаю...
_______________
'Д а у н и н г - с т р и т - резиденция английского премьер-министра.
В о п р о с. - Почему вы должны были провалиться?
О т в е т. - Потому что при подготовке операции я уделял максимум внимания профессору де Крини, считая своего сотрудника вполне квалифицированным разведчиком, но когда начался обыск и нас заставили открыть портфели, я к своему ужасу увидал у моего человека упаковку аспирина со штампом <главного санитарного управления СС>. Счастье, что мой саквояж был уже досмотрен, я улучил момент, пока обыскивали де Крини, и съел эту упаковку.
В о п р о с. - Сильно потели?
О т в е т (смех допрашиваемого).
В о п р о с. - Что было дальше?
О т в е т. - По прошествии часа пришли Стевенс и Бест, сказали, что спутали дорогу. Прямо из полиции они забрали нас в дом Беста, где его очаровательная жена, прекрасная художница, дочь генерала Рееса, устроила ужин. Разговор был дружеским, стол прекрасным (я никогда и нигде не пробовал таких изумительных устриц), атмосфера - располагающая к откровенности. Правда, наш агент Ф-479, также приглашенный на ужин, очень нервничал, и мне казалось, это было заметно всем, сидевшим за столом. Де Крини вел себя прекрасно, он приковал к себе всеобщее внимание, сказался его австрийский лоск и шарм, хозяйка была в восторге от <старого господина>. Тем не менее я чувствовал на себе постоянный изучающий взгляд Беста; когда я вышел в туалет, он неслышно прошел за мною и спросил: <Вы всегда носите монокль или временами?> Назавтра мы были приглашены на конспиративную квартиру британской секретной службы, которая работала в Голландии под прикрытием фирмы <Ханделс Диинст Феер континент> на Ниуве Уитлег, пятнадцать. Там мы обсудили все основные позиции.
В о п р о с. - Какие именно?
О т в е т. - После того как генералы <свергают> Гитлера, мы объявляем о мире с западными державами, даем независимость Польше, Австрии и Чехословакии, возвращаемся к системе золотого стандарта в экономике, но со своей стороны просим рассмотреть в положительном плане вопрос о передаче Германии ее колоний, отторгнутых в результате Версальского мира. <Это необходимо потому, - подчеркнули мы, - что немцы остро дискутируют вопрос о жизненном пространстве и вместо аннексий Гитлера было бы целесообразно поддержать наш режим, вернув немцам утраченные заморские земли>. Бест и Стевенс согласились с нашей точкой зрения, предложив рассмотреть возможность провозглашения <мандатных территорий>. Майор Стевенс связался по телефону с Лондоном и сообщил нам, что окончательно этот вопрос будет решен во время наших переговоров с лордом Галифаксом, из министерства иностранных дел империи... Мы получили код на радиостанцию британской секретной службы и специальный номер <О-Н-4> в Гааге. Была достигнута договоренность, что я вместе с руководителем оппозиции приеду в Голландию на следующей неделе и полечу в Лондон для встречи с лордом Галифаксом и другими членами кабинета. Вернувшись в рейх, я постоянно поддерживал контакт с англичанами, их радио работало безукоризненно, однако, несмотря на мои постоянные запросы о продолжении работы, Гейдрих молчал, ни разу не соединившись со мною по телефону. Шестого ноября я - на свой страх и риск - снова отправился в Голландию на встречу с англичанами, сказав им, что среди руководства оппозиции продолжаются дискуссии по поводу условий для мирных переговоров с Лондоном. Англичане, чтобы <подтолкнуть> наших <оппозиционеров>, заметили, что в случае, если война продолжится и возникнет реальная угроза немецкого вторжения, в Берлине не должно быть иллюзий: <Даже если Остров будет оккупирован, мы переберемся в Канаду и станем продолжать войну против нацистов до конца>.
В о п р о с. - Кто именно сказал вам эту фразу?
О т в е т. - Я сейчас не могу вспомнить, кто именно произнес эти слова.
В о п р о с. - Вы намеренно избегаете давать точные ответы?
О т в е т. - Я как раз стараюсь быть предельно точным в своих показаниях.
В о п р о с. - При каких обстоятельствах эта игра с Лондоном, задуманная, по вашим словам, Гейдрихом, претерпела изменение?
О т в е т. - Я как раз и иду к этому. Я очень нервничал, поскольку Гейдрих прервал со мной контакты, то и дело звонил ему в бюро, опасаясь потерять связь с английской секретной службой. В разведке всякая затяжка подозрительна, комбинацию надо работать стремительно...
В о п р о с. - Это ваша точка зрения? Или же таков был метод работы СД?
О т в е т. - Это моя точка зрения и мой метод. К сожалению, в СД мой метод не встречал должного понимания. Даже Гейдрих опасался принимать самостоятельные решения, он всегда старался заручиться поддержкой Гиммлера, а тот, в свою очередь, ничего не предпринимал, не обсудив дело с фюрером, который очень увлекался работой разведки. Поэтому мы теряли драгоценное время и упускали инициативу. Фюрер далеко не так часто принимал Гиммлера, как это кажется, он тогда много времени уделял изучению архитектурных проектов Шпеера, следил за тем, что происходило в кино, внимательно наблюдал за литературой и живописью, тщательно готовил конспекты своих выступлений перед нацией.. Поэтому решение вопроса с игрой против Стевенса и Беста затягивалось, окончательного одобрения фюрера все еще не было, но я - на свой страх и риск - нашел крупного фабриканта, который согласился поехать со мной в Голландию в качестве главы <оппозиции>, и начал с ним репетиции...
В о п р о с. - Как фамилия этого человека?
О т в е т. - Это вполне уважаемый господин, который не был членом партии и не состоял в СД...
В о п р о с. - Он был вашим агентом?
О т в е т. - Такого уровня людей мы не привлекали в агентуру. Он был моим добровольным помощником.
В о п р о с. - Значит, он поддерживал режим Гитлера?
О т в е т. - Тогда все поддерживали режим Гитлера.
В о п р о с. - Как фамилия этого промышленника?
О т в е т. - Доктор Вестрик.
В о п р о с. - Это тот доктор Вестрик, который посетил в США в качестве европейского представителя ИТТ?
О т в е т. - Нет. Его родственник.
В о п р о с. - Вестрик из ИТТ был вашим агентом?
О т в е т. - В том смысле, как вы ставите вопрос, не был. Он выполнял личные поручения Гиммлера и Риббентропа.
В о п р о с. - Чьи поручения он выполнял чаще?
О т в е т. - Чаще он работал на Риббентропа.
В о п р о с. - Продолжайте.
О т в е т. - Девятого ноября я принял снотворное - из-за нервного напряжения, вызванного странным молчанием Гейдриха, разыгралась бессонница - и уснул очень рано, в десять часов. В полночь меня
