Саныч молчал.
– Я тебя спрашиваю, Петр.
Саныч по-прежнему не отвечал ни слова.
– Мне еще раз повторить вопрос?
– Эта шлюха родилась.
– Не слышу, громче. Какая шлюха? О ком ты?
– Эта сука вонючая, эта уродина – моя дражайшая мачеха. Ну, она родилась, она, она родилась!! Ненавижу ее. Я ее ненавижу, слышишь ты, мент? – Саныча трясло, как в лихорадке. – Да, я хочу, чтобы она сдохла, сдохла эта проклятая сука! Да, я сказал про нее Витьке Долгушину, сказал наш адрес, сказал в какой клинике она жопу свою зашивает, я… Ну, что ты опять так на меня пялишься? Да, я ему сказал, мы говорили с ним о ней. Долго говорили, там, на теплоходе. Я все ему сказал. А он мне ответил… Он ответил мне – нет такой жертвы, которую друг и наставник не мог бы принести ради друга и ученика. Ради меня, понимаешь ты это? Что ты мне тычешь под нос эти свои фотки гнусные, этих мертвяков – я ничего про них не знаю, понял ты? А суку-мачеху свою я ненавидел и ненавижу. Я желаю ей смерти, хочу чтоб сдохла она, чтобы кто-то избавил меня от этой проклятой тошнотворной гадины! А про Долгушина я знаю только одно: вы все мизинца его не стоите. Мизинца его одного! Он сказал мне – что бы ни случилось, я должен помнить, я всегда, всю оставшуюся жизнь должен помнить – он желает мне и всем, слышишь ты, мент, всем только добра! И я знаю – это правда. Он в жизни никому никогда не врал!
Этот истерический вопль звучал в ушах Колосова, когда он мчался по городу на машине в окружении пышного милицейского эскорта мигалок и сирен в подмосковное Зюмино. Было уже шесть часов вечера – самый час пик, зверские пробки до самого МКАДа. Колосов не знал, что в данный момент происходит в доме Сухих. Он помнил только одно: тот, по чьему следу они шли так долго, так упорно и, увы, так безуспешно, опередил их почти на самом финише, выиграв драгоценное время, которое сейчас было равным человеческой жизни.
Таким Сергея Мещерского Катя не видела давно – обычно застенчивый и деликатный, сейчас за рулем, в пылу погони весь он был как маленькая буря и натиск. Они без труда догнали машину Алены Леонидовны – Мещерский громко посигналил, привлекая ее внимание, и тут же весьма рискованным маневром заставил ее съехать на обочину и остановиться. Взвизгнули тормоза. Разгневанная Алена Леонидовна высунулась в окно:
– Вы что, молодые люди?! Пьяные? Кто же так ездит? Вы же чуть не задели меня!
Катя выскочила из машины. Она видела перед собой эту женщину – чужую, незнакомую, встреченную прежде почти случайно, и в одночасье вдруг превратившуюся в одну из самых главных фигур этого дела – в жертву (Катя была в этом уже уверена на сто процентов) того, кого они искали. И на этот раз от встречи с ним лицом к лицу их отделяли какие-то минуты.
– Гражданка Куницына, Алена Леонидовна, я капитан милиции Петровская, вот мое удостоверение, – Катя показала донельзя удивленной женщине «корочку». – Алена Леонидовна, прошу, выслушайте нас – вы в большой опасности. За вами от самого института Лебовски следует опасный преступник, которого мы подозреваем в совершении нескольких серийных убийств. Пять минут назад вас обогнала машина…
– «Форд» с разбитой фарой, вы его заметили? – вклинился Кравченко. – Этот человек там, за рулем.
– Он преследует вас от самой Москвы. Мы ехали за вами, – сказала Катя. – Мы подозреваем, что на этот раз своей жертвой он выбрал именно вас, Алена Леонидовна. Он намеревается встретить вас на безлюдном участке дороги в лесу между Зюмино и бывшим пионерлагерем.
– Я не понимаю, девушка… что… что вы такое городите? Вы из милиции? И вы тоже? – Алена Леонидовна растерялась. – Я никогда не имела дела с милицией, я… лучше сейчас позвоню своему мужу.
– Пожалуйста, верьте нам, – Катя готова была лечь под колеса, но не пропустить ее дальше. – Вы в большой опасности. Этот человек, этот подозреваемый – на его счету уже много жертв. Он наверняка вооружен, у него пистолет. Мы предполагаем, что сейчас он остановился где-то на дороге, впереди и поджидает вас. Он хочет вас убить – это вы понимаете?
– Убить? Меня? За что? – холеное лицо Алены Леонидовны выражало недоверие, тревогу. – Девушка, все, что вы говорите, согласитесь, довольно странно и я…
– От того – поверите вы нам сейчас или нет, зависит ваша жизнь. Я могу, конечно, ошибаться, но… у нас есть веские основания подозревать, что человек, который преследует вас на «Форде», – это ваш пасынок Петр Сухой, – выпалила Катя.
Алена Леонидовна глянула на нее, приглушенно ахнула и… бессильно откинулась на спинку сиденья.
– Господи… боже… Вы в этом уверены? – Губы ее дрожали. – Да, это уже, кажется, серьезно… А я как чувствовала. Знаете, девушка, я как чувствовала это. Что я с ним пережила – вы представить себе не можете. Это ведь не человек, это дьявол, настоящий дьявол… Он люто меня ненавидит. Вбил себе в голову, что я стала причиной смерти его мамаши, а потом чуть ли не обманом женила на себе Александра Кузьмича… Но это все ложь, все это злобный воспаленный бред этого мальчишки… Я чувствовала – он что- то замыслил против меня, что-то ужасное… Значит, он хочет меня убить? Он гнался за мной и ждет там, впереди? Боже, что же мне делать?
– Вы нам верите? – спросил Кравченко. – Тогда возьмите себя в руки, успокойтесь и пересядьте в нашу машину.
– Зачем?
– Там вы будете в большей безопасности, чем в своем таком заметном внедорожнике. А я займу ваше место за рулем. Да не бойтесь вы, я не угонщик. Просто мы должны все выяснить до конца и по возможности задержать вашего преследователя.
– Но я не могу…
– Да садись ты быстро, без разговоров, дура безмозглая! – рявкнул Кравченко и буквально втолкнул Алену Леонидовну на сиденье к Мещерскому. Такого поворота Катя не ожидала – Кравченко в мгновение ока очутился за рулем чужого внедорожника.
