времени?
Катя не следила за всей этой чисто мужской болтовней – она видела сейчас только одно: высокая эффектная шатенка, Алена Леонидовна Куницына – мачеха Саныча, кутаясь в модный тренчкот, медленно спустилась по мраморным ступенькам клиники и подошла к своей припаркованной машине. Несмотря на все долгие процедуры, вид у нее был усталый, выражение лица недовольное. Видимо, на этот раз она не была удовлетворена визитом в знаменитую клинику Лебовски.
– Финита ля комедиа, покатили домой за город с ветерком. Это называется – по усам текло, – Мещерский с обреченным видом включил зажигание.
И вот тут… Катя внезапно ощутила всей кожей – что-то случилось. Кравченко, сидевший с ней рядом сзади, внезапно напрягся, подавшись вперед. Он смотрел не на машину Алены Леонидовны, что выруливала с места парковки, а налево, в сторону забитого транспортом переулка, составлявшего вместе со Спасо- Наливковским и улицей Полянкой оживленный перекресток.
– Не одни мы, оказывается, пасли тут эту дамочку, – шепнул он. – Серега, гляди вон туда – тачку узнаешь?
– Черт, надо же, – с Мещерского разом сдуло весь его сплин. – Узнаю. Только отсюда не разобрать, кто за рулем.
«Шевроле»-внедорожник Алены Леонидовны выехал из Спасо-Наливковского переулка и вклинился в плотный поток движения по направлению к Садовому кольцу.
– Он тоже тронулся, – Кравченко махнул рукой. – Пропускаем ее, потом его. И вообще-то, Серега… теперь я должен вести.
– Еще чего, чтобы мы все в кювет улетели. У тебя перелом, тебе нельзя. – Катя тоже видела машину, последовавшую за «Шевроле» Алены Леонидовны, однако не узнавала ее. Где было узнать – в отличие от Кравченко и Мещерского она видела эту машину впервые в жизни. В салоне виднелся только водитель, но с такого расстояния за тонированными стеклами опознать его было невозможно.
Мещерский рулил так усердно, что почти сразу взмок.
– Как же он появился, откуда? – шептал он. – Словно из-под земли вырос! По Полянке он точно не проезжал – мы бы заметили. Наверное, как-то проскочил с Ордынки, дворами.
– Питерцы-питерцы, а в Москве не заблудятся, – хмыкнул Кравченко.
– Саныч, ее пасынок не питерец, он как раз москвич, – заметила Катя. И перехватила в зеркальце тревожный взгляд Мещерского.
«Шевроле» Алены Леонидовны чинно двигалось в общем потоке машин к Варшавскому шоссе в направлении въезда на Кольцевую. Преследователь не отставал. Мещерский делал все возможное, чтобы тоже не отстать, но и одновременно не мозолить глаза – их машина была слишком хорошо известна всем пассажирам «Крейсера Белугина». Так эскортом и ехали через город, по магистральному шоссе и на въезде на МКАД воткнулись в пробку. В половине шестого вечера в сентябре – пробки постоянны.
– Зависаем всей дружной компашкой. – Кравченко, пока стояли, успел уже перебазироваться на переднее штурманское сиденье, – Ну ладно, вести-то мы их обоих ведем. А вот что дальше будем делать?
– А что мы можем сейчас? Пока никаких оснований вмешиваться у нас нет. Будет дергаться – спугнем его, – ответил Мещерский. – Пока ясно только одно: он ее преследует.
– Чья это машина? – спросила Катя. – Вы оба ее сразу узнали. А я даже марку не определю, какая-то битая, что ли? Чья она? Кто из них ездил на ней?
– Они на разных катаются, – сказал Мещерский. – Там, на теплоходе, один только капитан Аристарх при нас за рулем ни разу не сидел, ездил на такси.
– Ты его узнал, да? Водителя? Это капитан? – заволновалась Катя. – Господи, мы не можем как-то с ним поравняться, чтобы я посмотрела сама?
– Помолчи, а? – бросил Кравченко сквозь зубы. Он неотрывно смотрел вперед, видимо, что-то прикидывая, решая.
Медленно-медленно они ползли в пробке вперед. «Вот так погоня, – думала Катя. – Черепашьим шагом, еле-еле». Но, как и все плохое на свете, гиблая пробка помаленьку рассосалась. Мещерский прибавил скорости, стараясь, однако, держаться на расстоянии. Проехали по Кольцевой, свернули на Одинцово. Миновали указатель «Городище», затем свернули, мелькнул указатель «Писково» и вдруг…
– Смотри, смотри, он газа прибавил, догоняет ее, равняется! – воскликнул Кравченко. – Обогнал и на большой скорости уходит вперед.
– Он нас засек? Или ему надоело ее преследовать? – Катя прилипла к окну машины.
– Черта с два ему надоело! Нет, тут расчет другой, по-моему. – Кравченко стиснул зубы. – Она отсюда с шоссе уже никуда не денется. Ясно – едет баба домой. До дома ее километров десять осталось. А там поворот с этой дороги на бетонку. Участок, что мы утром проезжали, помните? Лес сплошной почти до самого ихнего Зюмино. Ему больше не надо висеть у нее на хвосте. Он хочет встретить ее там, на дороге – в лесу.
– Так что же мы тащимся как клячи! – воскликнула Катя. – Догоните ее. Вадик, миленький, ты же профессионал в таких делах, придумай же что-нибудь!
– Делай как я, понятно? И не спорь, – Кравченко кивнул Мещерскому. – Давай догоняй ее, подрезай осторожно, прижимай к обочине, заставь остановиться. Остальное мы с Катькой берем на себя.
А в это самое время в кабинете розыска на Никитском, где продолжался допрос, Никита Колосов, взвинченный, охрипший по-прежнему мытарил Саныча:
– Значит, когда про коллекцию, про кунсткамеру твою речь заходит – ты опять-таки Незнайку на Луне из себя разыгрываешь… Сейчас экспресс-данные будут готовы по исследованию почерка на этой вот твоей бумажонке. Я тебе один раз сказал, парень, и другой повторю – эксперты моментально определят, ты писал это… Надпись, которую потом скопировал гравер. Видишь, мне в этом даже твоего признания не нужно. Признание – тебе сейчас нужно, парень, как воздух. От этого будущее твое напрямую зависит, – он пробежал глазами справку эксперта-графолога, которую подал ему оперативник, вернувшийся в кабинет.
