Николай Алексеевич Раенко, офицер русской армии в отставке, а ныне военный губернатор греческого города, сел в кресло ознакомиться с этими важными документами, скрепленными печатями. Он должен постичь их смысл и выполнить ответственные задания, которые поручила ему молодая Греческая республика, охваченная кольцом врагов.
11. ЧИСТЫЙ СНЕГ
Иоанн Антонович умел убеждать. Райкос покинул его кабинет уже в должности губернатора города. Президент не мог удержаться, чтобы не подойти к окну и не посмотреть вслед новому губернатору, когда тот, деловито сутулясь, держа только что врученный ему портфель с секретными документами, торопливо пересекал плац возле дворца.
Встреча с Райкосом обрадовала Иоанна Антоновича. Словно неожиданно восстановился какой-то провал в его памяти. Перед ним воскресли позабытые, трудные и в то же время и прекрасные годы, когда он делал только первые шаги на политическом поприще, когда обаятельные женщины заставляли его трепетать и мучительно страдать.
В его памяти возникли массивные, как белые скалы, сугробы Петербурга. Он увидел их из окна комнаты, где лежал, заболев тяжелой простудой. Увидел впервые, когда приехал в Петербург с побережья теплого Средиземного моря.
Снежные сугробы сверкали перед ним, как россыпи невероятно ослепительной, неземной чистоты, а вокруг лежали нежно-голубые, словно летнее безмятежное итальянское небо, тени. Эти снежные сугробы чаровали его все три зимы, которые он провел в Петербурге. Жил уединенно, занимал убогую комнатку у своих земляков. Сначала он квартировал у купца - грека из Нежина Иоанна Доболли, а потом у Гупарануло.
Дом купца Гупарануло стоял у самого Синего моста. За углом, на площади, легко и раскованно скакал на вздыбленном коне в бессмертье Медный всадник.
И Каподистрии казалось, что перед ним простерлась в своей величественной, дикой северной чистоте вся бесконечная ширь страны, и эта ослепительная чистота является символом могущества России, символом ее огромной силы и суровой красоты.
Великие снега великой России...
В памяти Иоанна Антоновича навсегда остались окутанные пушечным дымом парапеты тяжелых высокобортных линейных кораблей адмирала Ушакова. Русские моряки сделали невозможное: они малыми силами взяли штурмом неприступную крепость на острове Корфу, где засели французские завоеватели, оккупировавшие эту часть Ионических островов.
Изгнав захватчиков, доблестные русские моряки совершили второе чудо: заставили султанское правительство Турции подписать 1 апреля 1800 года конвенцию, по которой в Ионическом море возникла Республика Семи Соединенных Островов, первое свободное греческое государство.
Каподистрия собственными глазами видел корабли победоносной эскадры, видел и самого командующего эскадрой адмирала Федора Федоровича Ушакова, видел бронзовые от порохового дыма лица русских моряков. Он тогда вернулся на родную Корфу, закончив учебу в Падуанском университете. Ему привелось стать не только свидетелем, но и участником этих событий. Молодого патриота пригласили в состав правительства только что родившейся республики на ответственную должность государственного секретаря. Тогда он делал первые шаги на политическом поприще и убедился, кто настоящий друг, а кто враг Греции.
Недолго просуществовала свободная республика. Ушли корабли Ушакова, скрылись светлые паруса русских фрегатов, растаяв в мареве Ионического моря, а следом за ними растаяли и флаги греческой свободы. Виной тому была не только хищная султанская Турция, вечный поработитель греков. Так называемые христианские страны: Венеция, Франция и Англия повели себя в отношении Греции ничуть не лучше. Сдерживая полчища Наполеона, Россия вынуждена была уступить им, и французские завоеватели набросились на Республику Семи Соединенных Островов, ликвидировали ее и оккупировали Ионический архипелаг. Каподистрию русское правительство пригласило на дипломатическую службу.
Три зимы уединенно прожил в Петербурге Иоанн Антонович. Работал много - дня не хватало, и он корпел над страницами рукописей ночами при желтом огоньке свечи, писал по заданию канцлера империи Николая Павловича Румянцева статьи и очерки о восточной политике России, о положении на Балканах и Средиземноморье, переводил на новогреческий трактат Жан-Жака Руссо 'Эмиль, или О воспитании' и штудировал многотомные сочинения по философии и праву. И все - ради одного, главного, - освобождения родины.
Живя в России, став ее министром, советником царя, Иоанн Антонович вдруг понял, что в этом святом деле у него верными единомышленниками будут скорее не всемогущий император, не его ближайшие чиновники, а люди, которых именуют вольнодумцами, безбожниками, те, кто восстает против владык земных и небесных. Именно, вольнодумцы - истинные друзья порабощенной Греции, настоящие, верные и стойкие борцы за ее освобождение. В Англии - это мятежный Байрон, а не члены английского парламента. Великий Байрон отдал свою жизнь и все состояние за свободу Греции, а английский генерал, верховный комиссар лорд Томас Мейтленд унижал, обрекал греческое население на вымирание, проводил бесчеловечную колониальную политику.
Русской правящей верхушке было совсем не по вкусу, что адмирал Ушаков основал свободную Греческую республику. Все блестящие победы адмирала, разгромившего и турок, и французов, были забыты царем... Адмирал умер в отставке, царь охотно променял великого флотоводца на бездарных Мордвинова и Чижикова, покрывших позором русский флот...
Каподистрия был отнюдь не демократом и не революционером. Он происходил из старинной аристократической семьи, с XIV века обосновавшейся на Ионических островах. Был приверженцем монархической власти и верил в бога, православную церковь и святую троицу, но всей душой любил свою родину и, не задумываясь, готов был отдать за нее жизнь. Поэтому не доверял тем, кто ради личных корыстных интересов примкнул к святому делу освобождения Греции, стремясь на этом сделать карьеру или обогатиться. Он не верил даже королям, князьям и императорам. Потому и разошелся с русским царем, а дружит с вольнодумцем и безбожником офицером Раенко и доверяет ему. Райкос сражается здесь не ради денег и не ради карьеры...
В своих взглядах Каподистрия был довольно сдержан, одно время он считал преждевременным поднимать восстание против иноземных угнетателей. И что парадоксально, - именно он, а не кто иной больше всех содействовал подготовке этого восстания.
В этом он признался единственному человеку, с которым был всегда откровенен. 'Без всякого с моей стороны желания склонить греков к свержению ига, я, тем не менее, сам того не желая и не зная, побудил их к настоящим их действиям', - писал он Роксандре Эдлинг в ноябре 1821 года.
Из белой пелены петербургского снега перед ним всплыло лицо любимой женщины.
- А ведь она тоже, видимо, любила меня, - тихо сказал президент. Конечно, любила. Иначе она бы не плакала.
И он с горечью вздохнул, вспомнив, что они никогда так и не сказали друг другу о своих чувствах.
12. РАЗРУШЕННЫЙ ГОРОД
- Вам лучше плыть морем. Так будет безопасней, - посоветовал Райкосу главный комендант Навпали полковник Алмейда. Он вопросительно взглянул на подполковника и привычно поправил на седой голове белую повязку.
- Меня интересует лишь одно - как побыстрее, - ответил Райкос.
- Пожалуй, морем будет быстрее. - В больших черных глазах Алмейды промелькнула насмешка.
'Он решил, что я бравирую своей неустрашимостью', - подумал Райкос и покраснел.
- Я и в самом деле хочу, как побыстрее, - сказал он.
- Я так вас и понял, господин губернатор. Но его превосходительство приказал мне позаботиться, чтобы вас доставили на место вашего назначения в целости и сохранности. И я уже распорядился отправить вас на военном корабле... Так, пожалуй, будет надежней.
- Ну зачем такие хлопоты, господин полковник! Я вам чрезвычайно обязан, - сказал, еще пуще покраснев, Райкос.
Алмейда не обратил внимания на его слова и продолжал говорить словно с самим собой:
- Морем, пожалуй, надежней, чем ехать по суше. Дорога туда построена еще в незапамятные, античные времена, но идет она в горах, по глухим ущельям, где бродят остатки янычарских орд и гнездятся шайки всякого рода разбойников. На море тоже порой злодействуют султанские корсары и пираты, однако там
