растерзанных людей и очарованно глядя в его рваные глаза. — Лучше умереть навеки, чем разрушить весь мир! Война живых и мертвых — это же конец света!
— Свет — вечен! — говорит Люба, ясно понимая, что говорит правду. — Бог — мертв!
Валентина Горлова падает ниц и корчится на кровавом трупе, пораженная разъедающей ее гнилое мясо сыпью.
— Слава вечная! — во всю глотку орет дед Григорий, по-рачьи выпучив на Валентину белые глаза.
— Мертвые встанут! — продолжает свой визгливый рассказ Люба. — Живые умрут и тоже станут мертвыми! Камень и железо!
— Камень и железо! — завывает толпа. Мертвецы бросаются к могильным оградам, ломая их и яростно вооружаясь. Некоторые подбирают с асфальта оружие живых.
— Тут недалеко мемориальный комплекс, — говорит Жанна. — Там братская могила, солдаты лежат. Туда нужно идти.
На мемориальном комплексе мертвые солдаты грозно выворачиваются из-под земли, сдвигая свекольные гранитные плиты, которыми потомки стремились навеки вдавить их в земляные ложа. Люба выкрикивает имена погибших, золотом вырезанные на полированной стене, где укреплено металлическое изображение усатых профилей в касках, увитых запыленными лаврами славы, Люба выкрикивает их имена по очереди, и все воины встают, как один, выстраиваясь в шеренги для новой битвы.
— Вы снова пойдете в бой! — кричит Люба, воздвигнутая сильными солдатскими руками на широкое ребро священной стены. — Мы повсюду зажжем вечный огонь вашей славы! Вы навсегда вернетесь на землю, за которую пали! Мертвый Бог хочет лишить нас памяти! Он хочет сжечь нас пламенем времени! Живые забыли силу мертвых! Живые возомнили себя хозяевами земли!
Речь ее прерывает оглушительный, звериный вой.
Полчаса спустя полки смерти обрушиваются на город. Церковный колокол умолкает, когда звонаря сбрасывают из окна колокольни. Его тело разбивается об асфальт. Голубиные стаи поднимаются вверх, как рябящие серые облака. Ты слышишь, мертвые поднялись на бой! Их армия не знает потерь, их число умножается непрерывно. Они разбивают витрины и стекла трамваев, они валят фонарные столбы. Ничто не устоит перед их нечеловеческой силой!
Они врываются в церкви и срывают иконы со стен, внутренности служителей выпускают из надутых животов на алтари, с насосным звуком выходит воздух из вспоротого живота, и дымится зловонным паром на месте воскурения ладана! Дома горят как жаровни неистовым пламенем, дети кричат за лопающимися стеклами, кто спасет теперь ваших детей, сгорающих заживо, зачем забыли вы силу мертвых их бесконечный гнев, их власть над живыми, призракам поклонялись вы, идолам пустым!
Они выволакивают блудниц из домов, полусонных, стонущих с похмелья, они разрезают им животы, юным блудницам, школьницам, первокурсницам, шеи которых тонки, а глаза так чудесно зеркальны, они разрезают им животы, они ищут там детей и не находят, о, юные дочери наши, о которых рыдали мы на смертных одрах, где зародыши ваших чрев? Вытравлены, выжжены огнем ненависти, что так свободно пылает ныне в пустых молодых сердцах! Смерть вам, дочери, дочери наших дочерей! Они ломают им тонкие шеи, юным блудницам, выворачивают руки, выдавливают глаза, вырывают челюсти, разбивают головы о бетон, отжигают недоразвитые груди, — освободить кровь, освободить кровь вы должны, так говорит она, маленькая, чистая, живая, которой имя — правда! И мужчин убивают они, злых и покрытых шерстью, тощих и очкастых, и ожиревших, как свиньи, и женщин убивают они, похотливых и злых, отупевших и чувственных, взрезают им горла посреди кухонь, на глазах вопящих детей, и стариков убивают они, скрюченных и скорченных, кривых и косых, слюнявых и высохших на пляжах Леты, и старух убивают они, жадных и выживших из ума, морщинистых и одышливых, всех убивают они, и ручьями льется по мостовым кровь, как прорвавшиеся потоки ливня, и дымятся повсюду изуродованные тела — слава вечная!
— Освобождайте кровь, освобождайте кровь! — кричит Люба, стоя на ступенях одной длинной лестницы. — Пусть течет куда хочет! Выбивайте мозги из голов, выбивайте мозги на землю, пусть солнце высушит их, пусть мухи съедят их!
В одиннадцать часов утра подразделение солдат в защитной форме высаживается из грузовиков возле мемориального комплекса и открывает по небольшой группе мертвецов огонь из автоматов с разрывными пулями и ручных гранатометов. Уничтожив противника, солдаты заливают братскую могилу горючей смесью и поджигают саму землю. В этот момент в пяти кварталах к югу отряды мертвых берут штурмом жилые дома, вышвыривая из окон детей, а взрослых убивая внутри. Особенным зверством отличается некий безымянный солдат, прозванный Иваном Рябым, потому что истлевшая во многих местах его рубаха сплошь заляпана кровью, который согнал детей из нескольких домов на крышу девятиэтажной новостройки и заставил прыгать вниз. Рассказывают, что последние дети только ломали себе конечности, падая на мягкую кучу тел, но товарищи Ивана добивали их внизу пожарными лопатами и топорами.
В четверть двенадцатого по одной из широких улиц движется мотоколонна Армии Земли, составленная из захваченных в депо бульдозеров, катков и нескольких самосвалов, за ними гурьбой бегут пешие мертвецы, гулко топоча по мостовой, дробный их топот слышен далеко, и окна домов звенят ему в унисон, как стаканы на столике спального купе. Мотоколонна атакует преграждающие улицу баррикады, занятые солдатами внутренних войск, откуда ее встречают гранаты и пули, машины начинают гореть, переворачиваясь и разваливаясь на проезжей части, но земляную пехоту не остановить, она с ревом бросается вперед, разрывные пули вышибают целые куски из гнилых тел, удары гранат разбрасывает их в стороны, отрывают головы, руки и ноги, но сатанинская сила земли гонит своих воинов дальше, и вот они достигают баррикад, живые бегут, и в спины им вонзаются железные скобы, в затылки им бьют кирпичи, и злобный, леденящий души вой преследует их, будет вечно преследовать их!
— Захватить морги, монастыри, станции метро! — охрипше раздает приказы Жанна из кузова самосвала. — Эй, гони на запад! — орет она водителю, в груди которого прочно застрял короткий лом. Самосвал разворачивается, давя разбросанные по асфальту трупы, небоеспособные из-за тяжелых увечий, и прет по тротуару, сопровождаемый несколькими десятками бегущих пехотинцев.
К полудню центральные районы города уже охвачены пожаром. Рассказывают, что многие уцелевшие собрались под землей, на станциях метро, а после разбежались по путям, но мертвые настигали их и там, в сырых лабиринтах Аида, и творили там, в бессветных подземных коридорах, такое, что язык человеческий не может передать за неимением нужных слов.
Около половины первого Армия Земли штурмом берет вокзал и начинает массовое избиение сгрудившихся там в надежде покинуть город людей. Живых так много, что многие мертвецы гибнут от усталости, ломая себе кости об их бесконечную плоть. Самое распространенное оружие на вокзале — обычная лопата. Жанна лично руководит расправой, иногда пуская в беспорядочно мечущуюся толпу людей очереди из подобранного на баррикадах автомата. Одному мальчишке, выбежавшему прямо на ее самосвал, пулей сносит полголовы. Из другой половины на асфальт возле упавшего мальчика вываливается кровавая клубневидная масса. Жанна дико хохочет и встает в кузове самосвала во весь рост. Человеческое стадо так истошно визжит, что многие люди сходят с ума и оглушенные ползают по скользкому от крови асфальту, одна женщина все еще пытается уволочь куда-то небольшой чемодан, здоровенный, заросший густой могильной щетиной, солдат земли несколько раз бьет ее лопатой в голову, но она упорно продолжает ползти у него под ногами к неведомой цели.
Оттуда, с вокзала, трупы грузовиками везут на площадь, где Люба приказывает им вновь идти в бой, там же творится суд и расправа: кое-где начались кладбищенские междоусобицы, и примерно сорок подданных Любе пришлось за час поразить для устрашения гнилым огнем.
В четверть второго над центром города появляются вертолеты живых, они с костережущим рокотом, сверля лопастями ясное небо, повисают над домами и рассекают воздух сияющими, дымными полосами ракет. Огонь встает выше крыш, деревья просто исчезают в пламени, словно их и не росло, дома, один за другим, оседают в клубы пыли, будто становятся на колени, падают ниц перед своими создателями, чтобы молить о пощаде.
Линиями метро штаб Армии Земли долго уходит на запад, пока путь не преграждает огромный завал, так что вновь приходится подниматься на поверхность. Отсюда, из подвала недостроенного дома, разносятся новые приказы по всему охваченному истреблением городу, сюда приползают окровавленные, обгоревшие, ободранные до кости гонцы, принося вести о новых побоищах и зверствах. На юге избиение
