– Баронессы сейчас нет, но, надеюсь, она не будет против, если я сообщу вам, где ее можно найти. Она направилась на встречу с подругой, приехавшей в Париж из Америки, кажется, из Луизианы, и остановившейся в отеле «Бристоль» на Вандомской площади.
Лицо Жюльетт осветилось улыбкой.
– Может быть, это мадам Гарнье?
– Да, насколько я знаю, именно так. Жюльетт повернулась и заторопилась к выходу.
Люсиль Гарнье была давним другом родителей. В семье считали ее тетей Денизы и Жюльетт, даже, когда муж Люсиль уехал из Парижа, чтобы представлять коммерческие интересы Франции в Новом Орлеане. За долгие годы мадам Гарнье только один раз приезжала в Париж, и то в связи с трагическими обстоятельствами, но теперь, видимо, решила восстановить старые дружеские связи.
Пока Жюльетт училась в школе, Дениза нечасто писала ей, поэтому письма Люсиль девушка читала, не отрываясь, ведь они приходили издалека, оттуда, где так много нового и волнующего, но где все же пытаются сохранить традиции старой Франции.
Жюльетт села в омнибус, идущий к Вандомской площади. С очередным поворотом омнибуса ее мысли также приняли другое направление. Девушка вспомнила о времени, когда Дениза впервые объявила младшей сестре о своем намерении открыть собственное дело. Это случилось после похорон Клода Ланделя – Жюльетт тогда уже год, как училась в монастырской школе. Дениза была просто вне себя от ярости, когда узнала, что основную часть состояния покойный муж завещал детям от первого брака. Денизе же досталось умеренное содержание и поместье в окрестностях Сен-Жермен, да и то при условии, что она не выйдет замуж вторично.
– Как я смогу жить на эти гроши! – бушевала Дениза, изливая душу младшей сестре. Горе безутешной вдовы она уже в полной мере продемонстрировала друзьям и знакомым. – Клод отомстил мне! О, как он был щедр в самом начале нашей совместной жизни, а затем превратился в зануду, день и ночь возмущающегося тем, что называл «эта твоя экстравагантность»! – закусив губу, она быстрыми шагами мерила комнату для посетителей монастырской школы. Было прохладно, и Дениза не сняла черную соболью шубу, подол которой чуть не со свистом рассекал воздух при резких поворотах, шелковая юбка шуршала, касаясь колен. – К счастью, я была достаточно умна, чтобы немного скопить для начальных капиталовложений, когда он был еще достаточно щедр и тратился на меня без оглядки. Да, я всегда по возможности стремилась получить в подарок не какую-нибудь безделушку, а брошь или серьги от Картье!
– Ты собираешься еще раз выйти замуж? – спросила Жюльетт, сидя за столом, на котором лежали образцы вышитой ткани. Монахини полагали, что сестра Жюльетт, возможно, заинтересуется ими, но Дениза даже не взглянула на вышивку.
– Еще раз замуж?! – Дениза даже остановилась. – Никогда! Эти престарелые джентльмены ужасно ревнивы и видят в тебе только свою собственность, а молодые – все до одного неверны. Уж я-то знаю, – в ее голосе зазвучали горькие нотки. – Хочу сказать тебе, такого брака, как у наших отца и матери, больше не найдешь во всем Париже, – Дениза глянула на часы. – Мне пора. Не бойся, я вполне могу оплатить твое обучение. Клод немало пожертвовал этой школе, а когда ты ее окончишь, то получишь небольшую сумму – в соответствии с его завещанием. Одно крашеное яйцо из большой корзины.
Жюльетт любила Клода, его добрые глаза. Возможно, с тех пор, как она последний раз видела мужа сестры, в глазах Клода появилась грусть, которую стерла только смерть.
– Очень трогательно с его стороны.
– Однако он мог быть более трогательным по отношению к своей жене! – Дениза тряхнула волосами. – Но я не собираюсь прозябать в нищете до конца жизни.
– И что ты будешь делать?
– У меня есть чутье деловой женщины и вкус. Я знаю, что такое мода. А уж если ты чем-то обладаешь, то стоит пустить это в ход.
– Но как?
– Больше я пока ничего не хочу говорить, но позже сообщу, как идут дела.
Жюльетт знала, что теперь очень не скоро получит хоть какую-нибудь весточку…
Когда письмо все-таки пришло, обратный адрес был: «Ателье Ландель». Дениза без малейших сожалений продала несколько живописных полотен, полученных от мужа в качестве подарков на дни рождения. Одно из них Клод купил на аукционе в Лувре, и теперь картина принадлежала какому-то американскому миллионеру, после того, как он расстался с весьма кругленькой суммой. Дениза вложила почти все деньги в устройство Дома Ландель. Используя возможные знакомства, она обеспечила появление в своем ателье нужных людей, которые, если и не делали заказы, то увеличивали престиж заведения. Покрой «от Ландель» затмил славой дневные платья от Борта, а роскошные вечерние туалеты были вполне достойны сравнения с великолепными ансамблями от Паквин. Книга регистрации заказов оказалась заполненной буквально за неделю, а штат портних и закройщиц увеличен вдвое.
– Ты шьешь дешевле, чем другие? – наивно спросила. Жюльетт во время одного из внезапных визитов Денизы.
– Нет! – рассмеялась Дениза. Теперь она ничем не напоминала ту разъяренную женщину, что приехала к Жюльетт после смерти мужа. – Как раз наоборот: немного дороже. Это позволяет считать наши модели более престижными. Мы начали также шить и нижнее белье. Парижанки готовы дать руку на отсечение, лишь бы заполучить эти чудесные вещицы! – она достала из сумки сверток. – У меня есть для тебя подарок.
Когда сверток развернули, перед глазами Жюльетт предстала изящнейшая ночная сорочка, украшенная красной лентой и тонким кружевом.
– Это великолепно! – у девушки перехватило дыхание. – Но… сестры никогда не позволят мне надеть ее, – она замахала руками.
– Что случилось?
– Она такая красивая, – прошептала Жюльетт, не отрывая изумленного взгляда от сорочки. – И вы шьете белье… э-э… прозрачное?
Дениза снисходительно улыбнулась, складывая сорочку.
